Есть в Африке чудесная страна.
Зовется Эфиопией она.
Здесь жили люди с белоснежной кожей,
На божества Олимпии похожи.

О, как прекрасен Фаэтон!
От Бога Солнца он на свет рожден.
Сын Посейдона дочери - Климены.
По красоте ей не найти замены.

Она - земная Афродита.
Но Гелиосом все же позабыта.
Ведь Гелиос, хотя и бог,
Ее в свои чертоги взять не мог.

А Фаэтон среди друзей
Гордился матерью своей.
Но, что отец был Гелиос,
Никто не верил, в этом и вопрос.

Смеялся весело над ним,
Гордясь происхождением своим,
Эпаф - сын Ио и Зевса-громовержца,
До слез, от всего сердца:

«Ты Гелиоса сын? так докажи тогда.
Иначе не поверю никогда.
Сравняться думаешь с богами?
Ничтожество ты перед нами».

Когда-то смертные и боги
Ходили до одной дороге.

Взволнован и обижен Фаэтон.
К груди родимой матери прижался он.
«Скажи, родная, правду кто отец,
Увижу ли его я наконец?»

Свой взор мать к небу, к Солнцу подняла:
«Пусть не увижу больше света и тепла.
Отец твой Гелиос, я правду говорю.
Поверь и ты, о том тебя молю.
Иди туда, где он живет.
Тяжелый путь к нему ведет.
В далекой Индии, в горах его чертог.
Увидишь сам отец твой светлый Бог.»

Дорога Фаэтона утомила.
Но крепким мать здоровьем наградила.
Вот и конец пути. О,Боги!
Увидел пред собою дивные чертоги.-
Дворец на горной высоте.
И поразился его чудной красоте.

Сияла крыша из слоновой кости.
Сын смертной матери явился к отцу в гости.
Дворца сверкает колоннада
Туда, к воротам, идти надо.
Ковал Гефест эти ворота.
Здесь серебро и позолота.
Топазы, бирюза, рубины
Составили узор единый.

Тут море, небо, люди, горы.
Гефест слепил эти узоры.
В огромной комнате на троне
Сам Гелиос в венце-короне.

Как будто Фаэтон попал в разгар тропического лета.
Стал вдалеке, не вынося жары и ослепительного света.

Сидит Бог Гелиос на троне золотом.
Озарено все ярким светом и теплом.
Трон весь в зеленых изумрудах.
Не видел Фаэтон такого чуда.

У Гелиоса большая свита.
Тут время на годы, месяцы, дни и часы разбито.
И каждому придет черед.
Идут часы за годом год.

У трона юная Весна счастливая веселая.
Венок в цветах на голове, а плечи, руки голые,
Смеется лето - дева озорная.
В венке колосья спелые, а грудь почти нагая.

Поодаль Осень, но женщина не очень молодая.
За нею сгорбилась стоит Зима седая.
А Осень вся облита виноградным соком.
Тут БОГ Гелиос увидел Фаэтона всевидящим оком:

«Ну, здравствуй, сын любимый дорогой.
Давно мечтал я встретиться с тобой.
Какие новости принес ко мне сюда?
Случилось что, какая-то беда?
Здоровым, сильным видеть тебя рад.
Каких ты ожидаешь от меня наград?
Перед Богами есть чем похвалиться...»

«Раз так, отец, позволь мне управлять твоею колесницей.
По небу синему промчаться бы стрелой.
Всем доказать, что сын родимый твой».

«Давай, сынок, рассудим трезво.
Нелегок путь, а кони очень резвы.
Я сам, когда стою, боюсь
Не удержусь на колеснице и убьюсь.
Но знай, сынок, что после хамства
Большим пороком на земле считается упрямство.
В упрямстве можно биться в стену.
Желанью, своему скорей найди замену.

А слово я свое сдержу.
Ты все же смертный, я скажу».

«Не говори, отец, напрасные слова.
Ведь есть у меня на плечах голова.
С квадригой управлялся я спокойно,
И матушка была моя довольна.
И как не резвы кони, бойки
Ведь там квадрига, а здесь тройка».
«Сынок, послушай, в утреннюю пору
Дорога круто ведет в гору.
По колее моей держись,
Не вздумай перейти на рысь.

А вечером с горы ты сдерживай коней.
Держись покрепче, не робей.
Твое лицо я словно грязью
Намажу этой темной мазью,
Чтобы лицо не обожгло.
Тебе не сделаю я зло.

Теперь идем, уже светает.
Венера путь нам уступает.
Волшебный мой венец надень.
Наступит скоро светлый день.

Еще запомни полдень, там в зените
Стоит страшнейшая жара.
Ну, что ж, сынок, прощай, пора.

А позже месяц круторогий
Уж будет ждать своей дороги.
Всем для пути положен срок.
Сынок, запомни мой урок.

Зверей там встретишь очень много.
Будет нелегкою дорога.
Запомни, что я говорю.
Тебе еще раз повторю:

Крутой дутою лежит путь.
А вниз так страшно заглянуть,
Большая очень высота.
Внизу ж такая красота!

Когда я мчусь по небосводу,
Боюсь упасть на землю, в воду,
На скалы острые свалиться
Иль со зверями тут сразиться,

Опасности открыты двери,
Небесную дорогу охраняют звери.
Рога наставил Козерог.
Напасть боится, я же БОГ.
То Лев, то Бык, то Скорпион.
Стрелок налаживает стрелы,
Не вторгся чтоб я в их пределы.
А ты же смертный, Фаэтон!

Эос, иди теперь скорей
И выводи моих коней».

Такое может лишь присниться.
Пред Фаэтоном золотая колесница.
В упряжке кони рыжие крылаты,
Сияньем огненным объяты.
А гривы пышные густы,
И до копыт почти хвосты.

Взял в руки вожжи Фаэтон.
От страха задрожал вдруг он,
Стоя на колеснице.
Не кони, это птицы.

Не чуют кони седока,
Им ноша кажется легка.
Вослед слова ветер донес:
«Держись по колее колес!»

Но Фаэтон не в силах удержать коней
Они бегут быстрей, быстрей
На колею не попадая
И золотую колесницу
По сторонам ее мотая

И бросил вожжи наконец:
«Зачем я не послушался, отец!?»

Свободу чуя, кони мчали
И в колею не попадали.
То вверх взлетали высоко,
К земле то жались глубоко,
Летели так, как и хотели.
Леса, трава уже горели.

И Посейдон, - гроза морей,
В глубины прячется скорей.
Вода в реках кипит от жара,
Озера высохли до дна.
А в небе клубы пара.

Застлало дымом небосвод
Неуправляемая тройка
По небу все бежит вперед.

А люди Эфиопии тогда
В остатки грязи все упали
На дно, где была у озера вода.
И сами чернокожими вдруг стали.

Взмолилась к Зевсу Мать-Земля:
«От жара задыхаюсь я.
Спаси и прогони коней.
На землю сильный дождь пролей,
И погаси кругом огонь.
Пусть поспешит твой грозный конь».

Зевс все решил без промедленья:
«Земля достойна уваженья.
Коней бесстыжих, накажу,
Своею молнией сражу.
Нет, не коней, а лишь возницу,
Который правит колесницей».

И сразу тучи грозовые,
А с ними молнии литые
Пронзили тело Фаэтона.
Он не успел издать и стона.

Глухой стеною дождь полил,
Везде все пламя погасил.
Следы пожара лишь остались.
Упал на землю Фаэтон,
А кони разбежались.

Мать с сестрами искали долго тело.
Их мать от горя тоже почернела.
За дальнею горой его нашли,
Рыдая, схоронили как смогли.
А сестры все сильней рыдали.
Ветвями руки их, корнями ноги стали.
Корою толстою оделись их тела.
Будто не мать, земля их родила.

Три лиственницы-сестры, говорят,
С деревьями другими вряд стоят.
Могилу брата Фаэтона охраняют,
И смолу-слезы на нее роняют.

Катились слезы их на солнышке горя.
В земле застыли капли янтаря.
С высоких гор, издалека
Слезу-янтарь несет река.

А люди их охотно собирают
И миф Овидия о Фаэтоне вспоминают.


1 декабря 2006 г.

«Без прошлого нет будущего»
(народная мудрость)




Посвящается Лукашенко Александру Григорьевичу
как первому президенту Республики Беларусь
и как историку






СВЯТОСЛАВ

Из камня серого языческие боги,
Святыни русичей стояли у дороги.
К востоку обращенные их лица.
Ими Руси очерчена, означена граница.

Пал солнца луч на согнутые спины.
Князь Святослав и воины дружины
Молились на коленях Перуну
Перед походом дальним на войну.

Идя в поход, без сожаленья,
И князь Святослав свои владенья,
Разбив, в уделы разделил.
Тем ссоры, войны породил.

Трем сыновьям по городам.
А в Киеве остался сам.

Поход несчастьем обернулся.
Сам в Киев больше не вернулся.

Все о Болгарии прекрасной
Мечтал, остаться в ней навек.
Разбито войско, край опасный.
Он тоже смертный человек.

Назад. Тяжелые дороги.
К тому ж Днепровские пороги
Остаткам войска преграждали путь.
Их одолеть бы как-нибудь!

Но печенежские дозоры
Все разрубили разом споры.
Страшна у печенегов месть.
И в Киев полетела весть.

Всем печенеги рассказали,
Что сами в чашу наливали
Кагану крепкого вина.
И выпил он ее до дна.

А чаша -
Из черепа-то князя наша.
Из серебра ее оправа.
Померкла слава Святослава.

Остались сыновья: Олег и Ярополк,
А также Владимир
Пребудет ли меж ними мир?


РОГНЕДА

В то утро юная Рогнеда
Охотилась на зайцев до обеда.
Среди гостей князь новгородский
Владимир - Святослава сын.

Своею волею господской,
Без слуг наведался один.
В соседний Полоцкий удел,
Где князем Рогволод сидел.

Приехал в Полоцк ночью, тайно.
Заехал будто бы случайно.
Со сладкой думою о той,
Что блещет чудной красотой.

Рогнеды краше в мире нет!
Владимиру ж семнадцать лет.

Ее глаза его пленили.
Синее, ярче они были
Тех васильков, что у ржаных полей.
Коса, как лен. До пояса. Длинней.

Сидела гордо на коне.
Коса змеилась по спине.
Соболья шапочка на ухо.
Коню уперся пятой в брюхо
Из кожи мягкой сапожок.
Висел на поясе рожок.

В опушке меховой кафтан
Обнял девичий гибкий стан.
Румянец нежный на щеках.
Не дрогнет лук в ее руках.

И по мечте своей наивной,
Плененный красотою дивной,
Сватов к красавице послал.
Но Рогволод им отказал.

Такой ответ от Рогволода:
«Владимир - князь некняжеского рода».
Давно уж славушка плыла.
Его мать ключницей была
У бабки Ольги.

Малуша, дочь была Малька.
Румяна, ясноглаза, высока.
Ох, как ругала Ольга старика,
Узнав про шашни своего сынка!


Услала ключницу в деревню Будутино.
И там Владимиру родиться суждено.

Хотя отец-то, Святослав,
Сына признал и был в том прав.
Жену же, милую Малушу,
Любил, как боги любят душу.




















МЕЖДУУСОБИЕ

Судьба вдруг повернула круто.
Олег убил сегодня Люта,
Сына Свенельда, славного бойца.
Сподвижника, советника отца.

Тот бил гусей в его уделе,
Так оказалося на деле.
Уделы были небольшие.
А нравы дикие такие.

Вот так все это началось.
У Ярополка странный гость.
Свенельд пьёт и не смеется,
Заговорят, он отвернется.

Свенельд шепнул ему на ухо:
«Мы нападем, пока нет слуха.
Олег, твой брат, сбирает рать
Твои уделы отобрать.
Ему мы больше навредим,
Коли его опередим».

Была недолгою беседа.
И им одержана победа.
Напасть на брата убедил.
За сына Люта отомстил.

Летели копья, стрелы в спины.
В Олега, в воинов дружины.
Расчет у Ярополка прост:
Взогнать дружину на прогнивший мост.

На мост взлетела конница с разбега,
Под грудой тел похоронив Олега.

Теперь на княжеском дворе
Олег в крови весь на ковре.
Заплакал Ярополк над телом.
Но завладел его уделом.

Здесь слезы ничего не значат.
И крокодил над жертвой плачет.

***

Узнал Владимир-князь о гибели Олега.
Сжал кулаки, лицо белее снега.
Брат Ярополк на Новгород идет,
Удел его, конечно, отберет.

И, не теряя время зря,
Бежал (к родне) к варягам за моря.
Оттуда с Рюрика родней
Пошел на Новгород войной.
Все-то спустя почти два года.

Убил тогда ж и Рогволода,
Над Полоцком враз одержав победу.
И в жены взял себе Рогнеду.
Да в Киеве, как злого волка,
Держал в осаде Ярополка.
У Ярополка свой Иуда.
Советник, носит имя Блуда.
К подаркам, лести жаден был.
Его Владимир подкупил.

Про все дела брата проведал.
А Ярополк о том не ведал.

Блуд Ярополку шептал льстиво,
Глаза его блестели лживо:
«Иди к Владимиру, винись,
Что не хотел ты смерти брата,
Дружина в этом виновата.
Ему и в этом поклянись».

Не верь, князь, Блуду, не ходи.
Тебя ждет гибель впереди.
Владимир не простит тебя.
Я говорю, тебя любя,
Варяжко, старый слуга твой.
Князь, не ходи туда. Постой».

Блуд Ярополку вновь твердил:
«Пустая времени здесь трата.
Не тронит он родного брата».
К Владимиру и проводил.

Решенье принимал Владимир нелегко.
А думы, думы вились глубоко:
«Не будет между ними мира.
О власти спор решит секира».

Оплакан им Олег, а Ярополк убит.
Он сам - Великий князь.
Так совесть говорит.
Друзей-варягов разослал по городам.
А в Киеве Владимир будет править сам.

***

Недалеко от княжеских палат
Родник бурлит водой прохладной.
Сюда приходит стар и млад.
В глуби его прозрачной и отрадной
Метелью кружатся песчинки,
Как в солнечном луче пылинки.

Их бесконечен хоровод,
В ключе танцует круглый год.

В густой тени дубовых крон
Землею-матерью рожден.
Как сердца стук, он пульс земли.
Сюда тропинки пролегли.

Братоубийство. Как тут быть?
Богов бы надо бы задобрить.
Князь повелел тотчас отлить
Перуна из серебра, поставить
У родника, здесь Бога славить.
Кровавой жертвы ждет Перун.
Варяга сын красив и юн.
Те христианской были веры.
Язычники не знали в гневе меры.

Толпой разъяренной отправились к варягу.
На жертву Перуну забрать беднягу.
Отец отважно сына защищал.
Растерзанный толпой,
Сам тоже жертвой пал.


ПОХОД

Спокойно жить не могут дольше года.
Готовятся дружины для похода.
Страшились русичей соседние народы.
Жестокие, как будто палачи.
У них обоюдоострые мечи.

До смерти бьются, как один.

А князь им брат, не господин.
В добыче доля всем равна.
И тем, кому уж не нужна.

Тверда рука у князя тут.
Добычу семьям отдадут.

Князь снарядил свои ладьи.
По морю Русскому (Черному) плыли.
Напасть на греческий Херсон.
В рассветной дымке виден он.

Закрыты города ворота.
У князя русичей забота:
Как этот город захватить?
Ведь войску надо есть и пить.

Осада - труд тяжелый и опасный
И даже, может быть, напрасный,
Херсон торговый так богат!
Запасов много, говорят.

Опасность - дружбы пробный камень.
Погасит даже войны пламень.
Хороший дружеский совет.
На все печали даст ответ.

Друг, христианин Анастас,
От разрушенья город спас.
Друзей немного есть по свету.
Владимир, по его совету,
Разрушил тайный водовод,
Снабжавший город круглый год.

Осада просто разрешилась.
Защитники сдались ему на милость.
На свете хуже нет беды,
Когда нет хлеба и воды.

Владимир горд победой, рад.
Достоин всяческих и Анастас наград.

Он христианин православный,
Считает совесть самой главной.
Добро главенствует, любовь.
Невинно пусть не льется кровь.

Все заповеди это Христовы
Есть Веры истинной основы.

***
Владимир двинул войско на Царьград.
Иная вера, беспокойство в нем царят.
У веры греческой прекрасные законы.
Все молятся Христу и на иконы.

Великий князь условие поставил:
Чтоб греческих царей в покое он
Отдаст обратно даже им Херсон,
Коль женится на их сестрице Анне он.

Царевне умной и прелестной.
Она нежна, как сон чудесный.
И веру христианства примет.
Земли кусочка не отнимет.

Смятенье в стане греческих царей,
Князь русичей свирепых у дверей.
По Греции еще гремела слава
Отца Владимира, княженье Святослава.

Его слова тревожили умы,
Когда он говорил: «Иду на Вы».
Тогда их царь Цимиский проиграл сраженье.
От войска русичей им вышло пораженье.
Теперь военачальники Фока и Склир
Стремятся к власти.
Князь русичей поможет избежать напасти.

Пришлет свои войска их усмирить.
Тем власть поможет братьям сохранить.

Согласие пришло от Константина.
Сестра их Анна хороша, невинна.
Иметь им лучше друга, не врага.
Корона братьям тоже дорога.

***
В Царьграде звон колоколов.
Сбираются подарки для даров.
Сосуды, чаши расписные.
Для молодых венцы златые.
Шьют Анне свадебное платье,
Для князя - в серебре распятье.

В Царьграде богослужбы красота.
В церквах икон богатство, чистота.
Хор певчих гимн поет богам.
Душистый курится в церквах фимиам.

Торговый люд ведет такие речи:
В их каменных церквах
Горят повсюду свечи.
Особо поражает взор
Софийский сказочный собор.

От беломраморных колонн
Исходит чувство чистоты.
Высокий купол возведен.
В нем роспись чудной красоты.

Цари Василий, Константин
Совсем немного погрустили.
Царевну Анну отпустили
Уехать в дальнюю страну
И без родных, на Русь
И к варварам, одну.

Так в царских семьях повелось.
Девицам в жизни довелось
Иль в кельях монастырских чахнуть
Свечами, ладаном пропахнуть.
Иль в жены просто отдадут.
Судьбы жесток, трагичен путь.

С ней свита: священники,
Прислужницы-рабыни.
Княгиней быть ей суждено отныне.
Женою верной и послушной.
К стране и мужу равнодушной.

Все отболело, отмечталось.
Одна лишь истина осталась,
Ей можно жертву приносить.
Не ненавидеть, не любить
«Русь в христианство обратить».

А жизнь ее, такая малость,
С Божественным величием Христа
Не будет жизнь ее пуста.

Народ встречал везде с любовью
Их невеликий караван.
Не окропятся больше кровью
Их алтари. Все жертвы Перуну - обман.

Сияло солнышко. Бела,
Качаясь, тучка уплыла,
На землю теплый дождь пролив.

На небе ярко и широко
Светилась радуга высоко,
Концы земли соединив.
От длинных пышных Анны кос
Шел гонкий, дивный запах роз.
Большие светлые глаза
Смотрели ясно и пытливо.

Вдруг поняла, она счастлива
На Руси, родине другой,
Где небо с радугой-дугой.
И пусть она
Здесь станет варвару жена.

***
Прекрасная осенняя погода.
Священником Владимир окрещен.
И вскоре при стечении народа,
С красавицей царевной обручен.

А варвар-то совсем не дик.
Князь знает греческий язык.

Красив и княжеский наряд.
Переливаются, горят
В нем тонки нити золотые.
Знать, мастерицы не простые.
Чудесный выведен узор.
Ласкает, нежит князя взор.
А волосы подстрижены под скобку.
Князь носит русую кудрявую бородку.
Глаза большие, голубые.
А брови темные, густые
К тому же очень честен он.
Тотчас отдал братьям Херсон. Оставил только в память дней Осады медных лошадей.
У входа княжеских палат
Те кони чудные стоят.
Горя, как солнечный закат.

Четверка взвилась на дыбы,
Готова с храпом понести
Через холмы, через дубы
Свободу, волю обрести.

Да утварь церкви не простая
Досталась князю, золотая.
Кресты, купель, паникадила
Привез на Русь, что в церквах было.

Чтоб веру обрести скорее,
Забрал с собою иереев.
Церковных книг, чтоб править службу
С Царьградом укрепляя дружбу.

Сам тоже много книг читает.
Детей к наукам приобщает.
Владимир добротой своей
Снискал любовь Руси людей.

Улыбчив, строен, тонок стан.
Надел обычный свой кафтан.
Длиной почти что до колен.
Не любит в платье перемен.

Рубаха тканая из льна,
И нижнее - такого ж полотна.
IIIтаны и сапоги лосиной кожи
Или сафьяна, подороже.

Любимая у князя есть работа:
На лиса и зайцев с соколом охота.
Еще он любит женщин без ума.
О том узнает Анна, поживя, сама.
КРЕЩЕНИЕ РУСИ

Великий князь Владимир повелел
Всем гражданам, отбросив тяжесть дел,
Идти к Днепру, где таинство крещенья. Креститься всем без исключенья.
А идолов языческих разбить,
И этих истуканов утопить.

Туда, где нет путей-дорог,
Далеко, за речной порог,
В Днепр брошен, как простой валун,
Разбит поверженный Перун.

Из серебра его литья
Отлита чаша для питья.
Как новой веры благовест,
Узорный отчеканен крест.

Ведь в Киеве давно уже стояла
Церква и невелика, немала.
И христианству здесь было начало.
Ведь бабка Ольга христианкою была.

Настроила церквей по Руси землям.
Хотела в веру сына Святослава обратить
Но он с дружиной веры не преемлел,
Но не мешал по новой вере жить.

В печали плакал кто,
Иной с тем примирился.
Владимир-князь - то окрестился.
Так значит, вера хороша,
Коль приняла его душа:
Не укради и не убей.
Не предавай своих друзей.
Больных, калек не обижай.
Родителей и старших почитай.

Законы ее, как алмазы тверды.
Сей греческой верой народы горды.

Царьградские священники
Стояли с князем рядом.
Владимир оглядел их ясным взглядом.
Нет больше войн и нет обид.
С днепровских круч прекрасен вид:

Почти что в рост степные травы.
Но берегам шумят дубравы.
Сам Днепр - отличная дорога
Ладьям, до самого порога,
Где средь камней ворчит вода,
Ждала ведь там отца беда.
Сменяются века, проходят дни и годы.
Днепра текут, спеша, разгульно чисты воды,
Свой к морю ускоряя бег.
Так путник-странник утомленный
Спешит на отдых, на ночлег.

Столетние дубы столпились вдалеке.
Народ стекался волнами к реке.
В раздумье оглядел пространство:
«Русь нынче примет христианство».
Бездонен неба купол голубой.
Слепил глаза диск солнца золотой.
Играя бликами в волнах.

Преодолев стыдливость, гнев и страх,
Держа младенцев на руках,
Нагие люди в Днепра вступали светлы воды,
Вдруг ощутив прилив свободы.

Вода сгубила их богов.
Омыв тела, а души от грехов.
Священник, подняв руки к небесам,
Вошел с народом вместе в реку сам.

Творя молитву, всех осенил крестом.
Водой днепровской их окропил потом.
Притих народ, дышать не смели.
Крещения молитву пропели иереи.
И Славу Вседержителю Отцу
Великому могучему Творцу.

Священник объявил всем: «Киевляне,
Теперь вы тоже стали христиане».

«Святой Творец! - простер князь
К небу руки, -
Не обрекай меня на муки.
С язычеством нас ожидает ад.
Благослови сих новых твоих чад.

Прими народ мой в свое лоно.
Твои священные законы
Народ мой свято соблюдет
И в Вере Истину найдет».










ВЕНЧАНИЕ

Сверкая белым опереньем,
Кружилась стая голубей.
На лицах грусть и удивленье,
У церкви тесно от людей.

Играли солнышка лучи
На платье золотой парчи.
Шла Анна в церковь на венчанье,
Как бедный агнец на закланье.

В церкве горели ярко свечи.
Священника напевны речи.
Венцы, как нимб над головой.
Нарек их мужем и женой.

Владимир ласков, а не груб.
Девичьих чуть коснулся губ.
С любовью, нежностью глядел
И Анны сердцем овладел.

Нежданно Анна вспыхнула стыдливо.
Вновь поняла, она счастлива.
Ее княгиней нарекли. Здесь ей
Дарить для Руси сыновей.

Еще узнала здесь она
У князя не одна жена.

***
Счастливый князь устраивал все новые пиры.
Дарил соратникам богатые дары.
Владимир знал: в дружине его сила.
А сам был прост, как гуннов царь Аттила.

Дружина в золоте ходила у того.
Аттила не любил и не имел его.

Опять напали печенеги.
Их бесконечные набеги
На южные окраины земель
Не обходились Руси без потерь.

Владимир с малою дружиной
Подъехал ночью к городку.
Васильев был окутан дымом.
Враг наступал на всем скаку.
Владимир, сотворя молитву,
Считал, что проиграет битву.
Укрылся в сумраке ночном
Под старым рухнувшим мостом.

Казалось, смерть их неизбежна.
Осталась малая надежда.
Беда неслась неумолимо,
Промчались печенеги мимо.

«Мой друг, священник Анастас,
Всевышний нас от смерти спас!
К нему свой взор несу с повинной.
Отныне храм я десятинный
Построю в Киеве родном.

Такую часть моих доходов
Сейчас и впредь грядущих годов
Я отдаю, будь пастырь в нем».

На месте, где варяг и сын погибли,
Тогда же храм святой воздвигли,
Церкву Святого Рождества
Великой Веры Торжества.

Отца и Сына, Духа славить.
Ее во веки не оставить,
Молясь о Деве, ее Сыне.
Та вера на Руси доныне.

***
За Киевом стольным степные просторы
Привольно с рекою ведут разговоры.
В далеких дозорах на вышках стражи.
Они охраняют Руси рубежи.

В высокой траве славно перепел пел.
В колчане немало припасено стрел.
Тугая у лука звенит тетива.
Но чу! Зашуршала степная трава.

Промчалось испуганно стадо косуль,
Дозорный свалился в траву, словно куль.
Змеею пополз, прижимаясь к земле.
Присел оборванец в высокой траве.

***
Владимир-князь сегодня недоволен.
Вошел в палаты, ловчего браня.
Дареный сокол оказался болен.
Кузнец не подковал любимого коня.

А дома от Рогнеды нет покоя.
Уж очень своенравна и горда.
Хотел уйти, ее не беспокоя.
Шумит, как азиатская орда.

В своей женитьбе, знал, не будет толка. (Просватана была за Ярополка).
Но брат пошел на брата воевать.
Пришлось его невесту отобрать.

Погибли от меча его ее отец и братья.
Простила, с губ не рвались проклятья.
Но чтоб любовь с другими разделила?
Владимиру того и не простила.

Уж очень разгулялся он,
Как будто бы библейский Соломон.

Ведь кроме жен имеет и наложниц.
От Соломона в том не отстает.
Коль нет войны, не ведая границ,
Пирует и хмельные меды пьет.

Рогнеду за тревоги и печали
В народе Гореславой называли.
Вину-измену мужу не простит.
Владимиру, конечно, отомстит.

Глядел на двор широкий и пустой
Под грузом невеселых дум.
Туман плывет белесый и густой.
Владимир-князь рассержен и угрюм.

Шалят кругом на реках и дорогах.
Ограбили недавно караван.
Устроены засады на Днепра порогах.
Повел себя так нагло печенежский хан.

На южных базарах соль, кожа в цене.
Верблюды и кони различных пород.
Готовится хан печенежский к войне.
Все видит, все слышит торговый народ.

В оконце бьется серый свет.
Вдруг конский топот на дворе.
Стражи зовут с поклоном на совет.
Случилось что по утренней поре?

Поймали бродягу. Лазутчик иль вор?
В веревках приведен на княжеский двор.
В раскосых глазах полыхает огонь.
Так смотрит арканом поваленный конь.

Лохматая шапка немытых волос.
Задал переводчик нехитрый вопрос:
«Зачем ты здесь бродишь по русской земле?
Иль хочешь висеть на ременной петле?»

«Мой хан Баязет... Ваша Русь пропадет.
Несметная сила за мною идет.
Пройдет не одна, а всего восемь лун.
Примчится мой хан, словно дикий табун.
Наложит на Русь непосильную дань...»
«Ты грозишь собака, а ну, перестань!
На цепи, в колодки закуйте скорей!
Да глаз не спускайте с темницы дверей!»

***
Руси границы осаждают печенеги.
Набеги, продолжаются набеги.
Ночами, как стаи голодных волков.
Дороги гудели от звона оков.
В неволю детей уводили и жен.
На Руси Великой плач горький и стон.

Когда же набегам поганых конец?
К Владимиру в Киев примчался гонец:
«Идут печенеги. В днепровских степях.
Не быть бы Руси тоже в крепких цепях».

***
Кружился коршун темной тенью.
С высот добычу ожидал.
А голубок был в неведении.
С голубкой нежно ворковал.

Беда пришла нежданней снега.
Не ждали русы печенега.
Дозоры мчались впереди
Со свитой ханской позади.

Тревога в княжеской дружине.
Вдруг вражий всадник на средине
Пред ними закружил коня,
К себе Владимира маня:
«Великий князь, всесильный хан
С тобою хочет говорить.
Да будет так, как он велит», -
Глашатай прокричал слова.

«Ты в стане русичей глава...
Владимир-князь, зачем нам биться?
Людская кровь ведь не водица.
Над павшим горько плачет молодица.
Мы сможем так договориться.

Коль выйграет сраженье мой батыр,
К нему пусть выйдет Руси богатырь.
Так просто, как коня погладить.
Я Русь три года буду грабить.
А если нет, уйду, не тронув, сам», -
Князю Владимиру сказал серьезно хан.

Кто Русь спасет от разоренья?
Кто жизнь свою без сожаленья
За земли русские отдаст?
Кто не отступит, не предаст?

Есть в Муроме у Глеба богатырь Илья,
Но далеко отсюда сыновья.
Любимый сын Борис Ростовом правит,
Нескоро весть туда доставят.

Собрать скорей бы удальцов!
Князь разослал своих гонцов.

Рогдая тоже в стане нет.
Позвал его звериный след –
Рысь прыгнула ему на плечи.
О поединке нет и речи.

Из строя вышел старый воин:
«За Русь родную будь спокоен.
Земли своей не отдадим.
Бог даст, врага и победим.

Из пятерых мой сын меньшой.
Уж очень он шутник большой.
Шутя, как будто бы играл,
Сырую шкуру разорвал.
Со мною вышел спор. А шкура
Была немала, от пятилетнего вола.
Он выдержит напор.
Удар его меча в тяжелые доспехи.
Шлем мигом разбивал, как дети бьют

Слова мои, княже, проверь.
При всех и испытай теперь».

Быка пригнали со двора.
Разъярили копьем.
«Теперь гоните, уж пора,
Прижгите и огнем».

Бык к Яну ринулся, ревя,
Мотая головой.
Молитву про себя творя,
Схватил быка рукой.

Бегущего схватил за бок,
И с мясом вырвал шкуры клок.

***
С мечом на поле печенежский великан.
Идет к нему навстречу русич Ян.
У великана грозна сила, велика.
Взгляд хитрый, осторожный.

А русич невысок, но грудь его крепка.
В руках праща и камень придорожный.
Взмахнул мечом проворно великан.
Бессильно вдруг рука упала.
Свалился, словно истукан,
В висок тем камнем из пращи попало.
И Яна мощная рука
Сдавила горло чужака.
Вот так и обошлось без боя.
Наверно, так назначено судьбою.

По полю дружное «Ура!»
Как будто лопнула пружина.
Мечи все кверху подняла
Вся грозно русичей дружина.

И хан ушел, и с ним беда.
Назад, в степные вольные просторы.
Другие грабить города.
К Дунаю обращая взоры.

***
Опять пиры, одержана победа.
Князь ненасытно женщин целовал.
Разгневана, заплакана Рогнеда,
Над спящим князем занесла кинжал.

Ее ресницы трепетали,
А щеки мертвенно бледны.
Как будто все ее печали
Стали открыты и видны.

Был долгий трепет ожиданья
С военных и обычных троп.
Ждала, как первого свиданья.
Владимир же понять не смог.

Холодный пот блестит на лбу.
Дрожит ее рука.
Ее, княгиню, как рабу,
Осудят на века.

Из груди вырвался вдруг стон,
Прервавший пьяный князя сон.

Открыл глаза, вмиг протрезвел.
Кинжал дамасский отлетел.
От гнева задохнулся князь:
«Казню, на то имею власть!»

Рогнеда, ожидая казни,
Молилась с сыном Изяславом без боязни.
Но не казнил ее Владимир, пожалел.
Рогнеду отослал в их Полоцкий удел.


***
Взлетел петух, блистая опереньем.
Зеленым, желтым золотом горя.
Округу оглашая пеньем,
Грядущий светлый день благодаря.

В глухой деревеньке, в дремучих лесах
Стояла церква, как солдат на часах.
Жила в деревеньке большая семья.
Был кряжа покрепче глава, дед Илья.

От выжженной гари земельный надел.
Семья-то большая, а внук-то сидел.
Лет тридцать ему и три года, ни дня.
А звали его, как и деда, Илья.

На вид богатырь, недюжинного роста.
Тачал хомуты, жить-то было непросто.
Грудь, плечи сильнее раздалися вширь.
Внезапно на землю ступил богатырь.

По божью веленью сиденью конец.
Окрепли вдруг ноги, и встал молодец.
Пудовые гири, ну словно мячи,
Подковы сгибал, будто то калачи.

И молот кузнечный в руках зазвенел.
От радости жизни Илья громко пел.

И русые кудри сильнее вились.
Озерною синью глаза налились.
Глубокая, ясная их чистота.
Сияла, стояла в глазах доброта.

Ходил на медведя один на один.
Всегда возвращался домой невредим.
Боролся со зверем, так мощен захват.
Медвежин кости как хворост трещат.
Работник на поле так радовал мать.
Телегу с поклажей мог сразу поднять.
Дивились соседи, дивились друзья,
Что силой такой наделен был Илья.

В туманах густых просыпалась земля.
С восходом светила вставал и Илья.
Работал на поле, в лесу дотемна.
Покуда тропинка светла и видна.

За речкою близкой стена сосняка.
Кормили деревню леса и река.
Скрипели, катились телеги колеса.
На нивках метелки зеленого проса.

Гречиха, как зорька, румяна, бела.
Кружила, жужжала над нею пчела.
Пушистый кудрявый стелился ковер.
А рядом шумящий под ветрами бор.

Густой конопляник за каждым двором.
Стога и овчины с трестою и льном.
Стучащий за окнами в доме станок.
Коптящей лучины горит огонек.

Под тихую песню кружит веретенце.
Заглянет в подворье неяркое солнце.
Полотна лежат у реки на лужке.
Рубашкой увидишь на милом дружке.

Капусту и репу, пахучий чеснок,
Да мясо медвежье готовили впрок.
Зимою князья собирали оброк.
А он налагался на каждый дымок.

Шли беличьи шкурки, бобров и куниц.
Полотна, одежда для жен и девиц,
Расшитые жемчугом, - дивный убор!
Все это свозилось на княжеский двор.
А дичи боровой, озерной, речной!
Хватало на жизнь, рассчитаться с казной.
В прозрачных ручьях суетились бобры.
А русичи были сильны и храбры.
И уж по весне снаряжались ладьи.
С мехами и медом, и воском плыли.
По Русскому морю к Царьграду, на юг.
Где русич-торговец желанен и друг.

Обратно дорога была нелегка.
Везли черный перец, парчу и шелка.
Дружины купцов охраняли в пути.
От воров и татей было нс пройти.

Недолго на родине землю пахал.
Из Мурома Глеба гонец прискакал.
Владимир - князь Киевский, сына зовет,
Илья же с дружиною тоже пойдет.

От Мурома города то недалече.
Сбиралось частенько народное вече.
Гадали, рядили, молили богов,
Как им защититься от лютых врагов.

***
Из Мурома, Ростова сыновья.
Сбиралась князя в Киеве семья.
С дружинами шли земли защищать.
Ведь Киев - Руси сердце, Руси - мать.

Встречал их сам Владимир-князь, отец.
Шлем золоченый, в блеске, как венец.
Кольчуга, словно кружевная,
Из мелких кованых колец.
Танцует белый жеребец!

Владимир горд перед друзьями,
Перед дружиной, сыновьями.
Стройны, словно ели в родимых лесах.
Они для него ясный свет в небесах.

Глеб нежен, красив, как болгарыня-мать.
Борис весь в отца - и улыбка, и стать.
Доверчивый Глеб никогда не перечит.
Борис же умен, коротки его речи.

Дружины у них - молодец к молодцу.
Не стыдно явиться к родному отцу.

Добрыня из славных рязанских земель.
И русые кудри вилися, как хмель.
Чтоб добрый был сердцем, Добрыней назван.
Плясун, весельчак, лицом бел и румян.
Проворен и статен. А крепок, как дуб.
Народу и князю Рязанскому люб.

А рядом с Добрыней безусый юнец,
Алеша Попович, подросший птенец.
Широкий в плечах, а в поясе тонок.
Высокого роста, а голос так звонок.
Девичий румянец горит на щеках.
Меч острый сжимает в могучих руках.

Тонка и крепка на кафтанах кольчуга.
Спасет от меча и стрелы, так упруга.
А кони! Могучие русские кони!
Догонят врага, унесут от погони.
Наездник тяжелый коню не помеха.
Поскачет, играя, одна лишь потеха.

Стояли рядом с князем сыновья.
И вместе с ними богатырь Илья.
По-русски поклонился до земли:
«Владимир-князь, ты слово наше помяни.
Уйдем тогда с родной земли,
Когда нас похоронят,
Иль в речке камень поплывет,
А хмель в воде утонет».

***
Пришла пора, настали холода.
В реке дымилась по утрам вода.
Осенним, но погожим днем,
Когда красно-оранжевым огнем
Окрашена листва осин, берез,
Пушистым инеем лежал в траве мороз.

Олень пил воду из реки.
В кустах засели князя лучники.
Пронзенный стайкой длинных стрел,
Олень на всадника, сидящего в засаде, налетел.

Прыжками пересек речную гладь.
Рванулся в чащу леса. Умирать.

В испуге конь поднялся на дыбы.
В глазах у князя закачалися дубы.
Стремительно приблизилась земля.
Упал под ноги резвого коня.

Ушибся князь Владимир, занемог.
Подняться на ноги от боли сам не смог. Дружинники в тревоге подошли.
В палаты на попоне отнесли.

***
В ногах, на княжеской постели,
Друзья-соратники сидели.
Владимир дум тяжелых полн,
Как вешний Днепр в громаде волн.

Скорбел и думал об Отчизне,
И о себе, о скорой тризне.

«Что будет дальше с Родиной моей?
Двенадцать я имею сыновей.
Душа моя в тревоге и печали.
Неужто будет так, как было и в начале?

Вина пред Русью Святослава.
Хотя гремела о нем слава.
О воине бесстрашном и любимом.
И Русь тогда была непобедимой.

Уделами раздроблена земля.
Мои тож подрастают сыновья.
Князь Туровский-то, Святополк,
Племянник. Но какой в том толк?

Разбоем расширяет свой удел.
От Руси вовсе отделиться захотел,
По наущенью тестя Болеслава.
О польском короле идет худая слава.

Пришли недавно эти вести.
Как хорошо, когда мы вместе!

В единовластии держава.
Тогда везде почет и слава.
Враги не тронут, не сомнут.
Мы прочный веник, а не прут».

Звон колокольный плыл издалека,
Медвежью полость комкала рука.
Но удержала крепко один миг.
Владимир-князь, закрыв глаза, затих.

***
За речкой Тьмой мерцал костра огонь.
Под Глебом споткнулся норовистый конь.
Не вовремя вынул из стремени ногу.
Упал под коня на лесную дорогу.
На острый пенек, да уж очень неловко.
Нежданная вышла для них остановка.

В дремучих лесах нет иного пути.
На Киев по рекам лишь можно пройти.
Вот здесь, недалече, друг верный Илья
Разбойника злого убил Соловья.

Когда-то с дружиной проехали здесь.
Теперь в путь послала печальная весть:
Отец заболел, позвал сына к себе.
Глеб с малой охраной, так надо судьбе.

От Ярослава здесь догнал гонец.
Брат сообщал: скончался их отец.
Борис убит на речке Альте Святополком.
И гонится за Глебом злобным волком.

Такие вести слушать неприятно.
На Муром надо повернуть обратно.
Тоскуя, Глеб молился в шатре Богу.
О брате, об отце, тая в душе тревогу.

Услышал Глеб звон о щиты мечей,
Глухое ржанье лошадей и отдаленный говор.
В шатер, в безумии очей,
Ворвался бледен его повар.

Торчин истошно завопил,
И в шею Глеба нож вонзил.
Убить ему злодеи приказали.
«Коль не убьешь,
Убьем тебя», - сказали.

Такую Ярославу рассказали весть.
Убийцы Святополка объявились здесь.
С охраной Глебовой расправились жестоко
На княжеской ладье и уплыли далеко.

И, как бы искупить их грех,
На землю падал первый снег.
Крутились, прыгали снежинки,
Спеша припасть к земле скорей.
Метель здесь справила поминки,
Скрыв пятна крови от зверей.

***
Князь Ярослав мрачнел день ото дня.
«Злой Святополк, хотя он и родня,
Двоюродный мой брат.
Но хуже волка во сто крат.
Женат на дочке Польши короля,
И с помощью его и разобьет меня.

Недаром Болеслава «храбрым» называют.
И это и враги и други знают.
А Святополк убил и Святослава-брата.
Все к власти жадность виновата.
Земель древлянских захотел.
Забрать всю Русь, расширить свой удел.
Так вот какая он родня.
И Русь и Киев вырвет у меня.
А, может быть, позвать варяга?
Как это сделал мой отец,
Владимир-князь бедняга».

Князь Святополк и с ним поляки
Забрали города без драки.
С богатой киевской казной
Король отправился домой.

Оставив войско, так, немного.
Ещe пылилася дорога,
Велел поляков князь убить:
«Опеке польской тут не быть!»

Так Святополк один остался.
Но тут-то он и просчитался.
Хотя раздаривал богатые дары,
Его терпели только до поры.

Русь помнит много страшных дел.
И Новгород Великий загудел.
Князь Ярослав пошел на Святополка
И разбил на речке Альте,
Где тот Бориса загубил.

В безумстве Святополк в Богемию ушел
И там, вдали Руси, и смерть свою нашел

Еще придет и к Руси слава
В года княженья Ярослава.
Им земли будут собираться,
Сам мудрым будет называться.

***
Забудет Русь и кровь, и плети.
Цветут поля, мужают дети.
Как реки полнятся водой,
Русь снова станет молодой.

С лиц поселян сойдет испуг.
Вновь загудит гончарный круг.
Народ не будет прохлаждаться.
Русь снова станет возрождаться!

«Чтобы не изгладились со временем
Великие и достойные удивления дела».
Геродот

Вступление

Завоеватели, их много.
Прошли они по всей земле.
В крови пылилася дорога,
В дыму, развалинах, золе.

Мгновенно погибали царства,
Уничтожались племена.
Рождались, крепли государства
Истории ушедшей имена.

Кир, Ксеркс, Дарий, Ирод Вавилонский,
Жестокий яростный Нерон.
Но Александр - царь Македонский,
Достойнейший среди имен.

Царь скромной маленькой державы.
Военной доблести кумир.
В зените лучезарной славы
Огромный покоряет мир.

Ушли в предание щит и стрелы.
Коль враг придет в страны пределы,
Ракеты, как осиный рой,
Разрушат сразу шар земной.

Был долог, труден ратный путь.
Немного можно отдохнуть.

Веселый гам стоит в шатре.
Этеры, сидя на ковре,
Пьют виноградное вино.
А в разговорах все одно:
Потери, планы и война.
Пока окончена она.
Война всегда она опасна.
А Македония прекрасна!

Сняты тяжелые доспехи.
Лежат и ждут другой потехи.
И чаша кажется легка,
Привыкла меч держать рука.

Царь Македонский держит речь,
Как надо Родину сберечь:
«Нам нужно войско посильней,
Тогда и будем мы умней.
Расширить земли государства!
Завоевать! Не без коварства.

Нужны и море, корабли.
Чтобы и к нам всегда плыли
С товарами заморские купцы,
Возили груз во все концы.

Торговля - жизнь, мои друзья.
Ведь без нее и жить нельзя.

В Иллирию придется послать рать.
Пармениону надо помощь оказать.
От варваров скорей освободить
Морское побережье, захватить.»


Гонец примчался на коне:
«Царь, в Иллирии победа!»

Опять гонец на скакуне.
Победа снова и вдвойне:
«В Олимпии на играх кони
Бежали, словно от погони.
Так быстро к финишу пришли,
И приз достойный обрели!»

Наверно, радостям конец.
На взмыленном коне гонец:
«Царица сына родила!
Сегодня на дворцовой крыше
Сидели рядом два орла.
Над гинекеем, чуть повыше.»

Филипп ликует, он отец,
И есть наследник, наконец.
Хотя имеет дочерей.
«Поскачем в Пеллу поскорей!»

На возвышении дворец.
Домой вернулся царь-отец.

Широкий вымощенный двор.
Мозаики цветной ковер.

В покоях царского дворца.
Снуют в них слуги без конца
В конюшни, в кухню и назад.
Царю готовится наряд.
В купальной пар горячий вьется.
Царь заразительно, смеется.
Он в ванной после долгих дней!
С широких плеч, светлых кудрей
Смывает кровь и грязь дорог.
Вода стекает за порог,
В подземный убегая люк.

Ножей из кухни слышен стук.
Бараньи туши на вертелах
Исходят жиром и шипят.
Варят телятину в котлах,
Кур тушат, зайцев и цыплят.
От мяса вкусный аромат.

Пир уже ширится, идет.
А в гинекее жена ждет.
Филипп все занят, много дел.
Но почему он охладел?

Всегда так много вина пьет.
Гетер к себе на пир зовет.
Его лицо – презрительная мина.

Она ж ему родила сына!

Теперь больна, лежит без сил:
«А, может быть, он разлюбил?
У ней соперница, другая?
Нежнее, краше, молодая?» -

Терзалась, думала царица без конца, -
Филипп не хочет видеть сына-первенца.
А, может, и наведается к ней
В ее такой печальный гинекей?»

Олимпиада все Филиппа ждет.
Надеется и верит, что придет.

От теплой ванны посвежел,
Стряхнул усталость ратных дел.
На женской половине дома
Филиппу тишина знакома.
И переходов полутьма.
Все одинаковы дома.

Не то, что шумный мегарон,
Где вечно гам со всех сторон.

До детской путь совсем недолог.
Филипп откинул дверной полог:

Кормилица Ланика у колыбели
Сидела рядом на своей постели.

Не из простого выбрана народа,
Ланика из знатного македонского рода.

Склонясь над колыбелью низ ко,
Увидел сына очень близко.

Закутан в облако пеленок
Лежал его, царя ребенок.
Светловолос, розовокож,
Был очень на царя похож.

«Мой Александр! Будь невредим
И, как орлы, непобедим.
Из Македонии, Эпира
Ты завоюешь царства мира!»

Филипп не думал, не гадал,
Все сбудется, что сыну пожелал.

Зайти к жене? Но не пошел.
К этерам в мегарон ушел.

Уверен был жена - колдунья.
Однажды летом в полнолунье

К жене любимой торопился.
Увидев, испугался, удивился,

Жена спала, луна в лицо.
Змея, как черное кольцо,
Лежала почти рядом с ней.
С тех пор Филипп так редко
ходит в гинекей.
***
Людьми заполнен мегарон –
Дворца мужская половина.
Смех, пенье и кифары звон.
Царю знакомая картина.
Сюда несут еду и вина.
Здесь веселятся, пляшут, пьют,
И на рассвете лишь уйдут.

Пришли актеры, музыканты
Всем показать свои таланты.
Философы, ученые, поэты.
С Филиппом обсуждаются проекты,
Научные ведутся споры
И об искусстве разговоры.

Политика такое дело,
И рассуждают о ней смело.


Филипп умеет говорить,
А если надо, убедить.
Не пожалеет добрых слов,
И обещать горы готов.

«Собрать бы царства воедино!
Сплотиться им, они ж эллины.
Слабы так царства-города.
У них всех есть одна беда:
Грозит им Персия всегда.

Невелики спартанцев силы.
Друзья, припомним Фермопилы.
Ведь были у эллинов шансы.
Царь Леонид, его спартанцы!
Стоял царь с горсткою людей.
Проход в горах держали много дней,
Спасая Грецию свою,
Погибли триста в том бою.
Позицию умели выбирать.
Им не страшна была и персов рать.

А Персия грозится вновь и вновь.
Опять прольется у эллинов кровь.
Давно пора объединяться,
Чтоб вместе с Персией сражаться.


Великий Зевс! Как-то не больно,
Не соединятся добровольно.
/Хотя согласны все со мной/
Придется вновь идти войной.»
Афины, фивы не подвластны,
С другими заключил договора.
Да Спарта обособлена была.
***
Филипп подолгу дома не бывал.
С соседями за земли воевал.
Рос Александр на женской половине.
Филипп и не заботился о сыне.

Олимпиада-мать ласкала нежно, берегла,
Чтоб на него пылинка не легла.
Рассказывала Александру сказки-были
Об их родоначальнике Ахилле –
Эпира доблестных царей.
И те рассказы игр ему милей.

Семь лет прошли, как краткий сон.
Его отец забрал в свой мегарон –
Мужскую дома половину.
Растить здесь будут как мужчину.

Тут научился диск метать,
Копьем владеть, в цель попадать.

Бороться, плавать, кувыркаться,
С копьем, мечом не расставаться.
Верхом на лошади скакать.
Сам мал, за гривой не видать.
***
Прошел почти что целый год,
Пока готовился поход.
Филипп в доспехах боевых.
Не глядя на своих родных,
/Одна печаль, одна забота -
Война!/ Проехал мимо за ворота.

Тяжеловесный рыжий конь,
Блистая шерстью, как огонь,
Заржал и, фыркая тревожно,
Понес Филиппа осторожно.

Мягка расшитая попона.
Оружия не слышно звона.
И утра свежая пора.
Этеры следом со двора –
Филиппа личная охрана,
Везут машины для тарана.

Запахло лошадиным потом,
И скрылись все за поворотом.

Прием послов

Царевич в мегароне больше года.
Филипп-царь еще не возвратился из похода.
Умен царевич Александр не по годам.
Филипп-царь убедился в этом сам.

На Пеллы улицах верблюды и ослы.
К дворцу подъехали персидские послы.
Весь удивляя города народ,
И яркостью одежд, и крашеных бород.
Их жеребцы белее снега гор.
Послов эллинам непонятен разговор.
Глаза, как ночь черны, а бороды завиты.
Улыбки белозубы, не сердиты.

На смуглых лицах сверкают белки глаз.
В походе царь Филипп, кто примет их сейчас?

Забегали этеры, слуги по дворцу.
У Александра розовые пятна пошли по лицу:
«Приму их я, пока не царь, но буду им», -
Гордо сказал Александр сановникам своим.

Царевич в одеждах дорогих на царском троне.
Послы персидские склонились перед ним в поклоне.
Часть I Глава 1. Филипп
Язык эллинов послы прекрасно знают.
Без переводчиков все Александра понимают.

Немало повидали разных стран.
Что скажет им вот этот мальчуган?
Пускай потешится ребенок, пока мал.
Царевич вдруг такой вопрос задал:

«Большая ли Персия ваша страна?
Знаю, южнее Македонии находится она.
И сколько быть времени надо в пути,
Чтоб земли ее побыстрей обойти?»
Посол удивлен, озадачен слегка:
«Царевич, наша страна велика.
От Египта до Индии протянулась она.
Зима же такая, как ваша весна.
Страна большая, есть чему дивиться.»

«А где царей ваших столица?»

«Столиц их три, и все они нужны.
Экбатаны для лета, а Вавилон - зимы.
В Экбатанах прохлада веет с гор.
Там царь наш проживает до сих пор.
Немного жарче в Персеполе.
Царь там бывает, но не боле.»


Не достают до пола ноги.
Не переходит Александр на писк иль крик.
Спокойно говорит: «А хороши ль дороги?
Проехать можно на верблюде, на коне?
Иль заблудиться можно в вашей стороне?»

«От Лидии до Индии есть караванный путь.
Из Экбатаны на Персеполь можно свернуть.
Дороги хороши, дворцы есть для ночлега.
И коням стойла, отдохнуть после пробега.
А также есть дорога и на Вавилон.»

Встревожился посол, о чем же спросит он?
Глядел на Александра удивленный,
Мальчишка с волей непреклонной!

«У вас фаланга тоже есть и камнеметы?
А много ль кораблей у флота?»

Посол уклончиво ответил:
«Богаче царства персов нет на свете.
И все в Ионии эллинов города
Платили персам дань всегда.
И даже Македония платила.»

Прием окончен, наконец.

Послы покинули дворец.

«Скажи мне, мама, правда было,
Что персам дань и Македония платила?»

«Да правда. В нашем войске была мала сила»,-
Так объяснила ему мать.
Сын отвечал: «Когда я вырасту,
то буду воевать.
Тогда нас битва и рассудит.
И наша Македония всегда свободной будет.»

«Мой Александр!
Ты настоящий царь!
Пойдем положим жертвы на алтарь.»

Олимпиада

Сын нежно поглядел на мать.
За что отец ее не любит ему хотелось знать.
Но мать молчала гордая, печальная такая.
Еще красивая и очень молодая.

Но стала так безжалостна и гневна.
Олимпиада была эпирская царевна.
Осталась рано с братом без отца.
Жила у царя - дядьки подлеца.

От имени детей он их страною правил,
И, обижая, уважать себя заставил.

Любил лишь власть, а не детей.
Девчонку б выдать замуж поскорей,
Повыгодней, да сплавить с рук.
А ей избавиться от унижений, мук.
***
По небу плыл рогатый месяц светел.
На празднике Диониса Филипп ее заметил.
Когда, играя роль вакханки,
Она бежала по полянке.
В венке из листьев и цветов.
Среди вакханок и шутов.
При факелах сверкали ее черные глаза.
До пояса свисала толстая коса.
Прирученных в корзине несла змей.
Пугала ими, кто приближался к ней.

Филиппа встретила, смутилась, покраснела.
Но испугать змеею не посмела.
Филипп со всеми веселился.
В царевну юную влюбился,

Филиппа мало, бедно царство.
Он только строил государство.
Но молод, смел, на все готов.

Прислал в Эпир тогда ж сватов.

И вот теперь она царица.
Привез ее Филипп к себе на царской колеснице.
Македонянам не понравилась она,
Надменная красавица жена.
Сейчас, здесь в Пелле, среди ее детей
Сын Филиппа и горянки Арридей.
Филипп так любит женщин и войну,
А разлюбил ее одну.

И только сын всем сердцем любит мать.
Филипп вот это должен знать.
Есть Клеопатра-дочь и сын.
Любимый нежно Александр один.
Пока здесь в Македонии она
Законная царица и жена.

Но было время Филипп ее любил.
Он царство ее брату возвратил.
Эпира царь-брат и так рада
Его сестра она Олимпиада.

Но все же, проще говоря,
Эпир под властью Македонского царя.

Филипп ее не любит, почему?

А сколько женщин льнет к нему!
Ее эпирская кипела кровь,
И в ненависть переросла любовь.
***
Филипп, как барс, силен, хитер.
Отважно бьется на равнинах и на склонах гор.
Во Фракии недавно побывал,
Поработил ее, завоевал.

Досталась в этом крае им гора.
В ней столько золота и серебра!
Что царь Филипп чеканить стал монету.
«Филиппики» пошли гулять по свету.

Рабов разноплеменных не жалели.
Бичи безжалостно свистели.
Кровавые рубцы на спинах оставляла плеть.
На это было страшно посмотреть!

Побольше серебра и золота добыть.
Наемным воинам всегда надо платить.
Иначе может так случиться,
Что войско просто разбежится.

Уж много завоевано земель.
Не обходилось это без потерь.
Царевич Александр сказал своим друзьям:

«Отец все завоюет, останется что нам?»

Гефестион на Александра посмотрел:
«Останется и нам, не всюду он успел.
Зачем, царевич, горевать?
Пойдем, мой Александр, играть.»
***
Филипп вернулся в этот раз
С повязкой черной через глаз.
Сын Александр не утерпел,
Что под повязкой поглядел.

И не увидел ничего.
«Отец, куда ты дел его?»
«Стрела, в глаз вражия попала.
И глаза будто не бывало.»

Филипп нахмурился сердито:
«Я им за это отомстил.
Не пожалел меча и сил.
Все войско их было разбито.

От острого меча не убежать.
Осталось много там лежать».

Сын понял - это надо знать.
Коль не сдаются - убивать.

***
Однажды, надо ж так случиться,
Филипп со сломанной ключицей
Вернулся в свой дворец родной.
Был недоволен сам собой,
Что не сумел себя сберечь,
Что не удержит в руках меч.

Придется дома посидеть.
Филипп-царь не любил болеть.

Пиры в дворце не прекращались.
Этеры, те не возмущались.
«Пусть кони отдохнут немного.»
За это славят Зевса-бога.

И вот полуденной порой,
Когда в долине пышет зной,
Во двор, уздечкою звеня,
К Филиппу друг привел коня.

И привязал его к столбу.
Белела звездочка на лбу.

А конь! Взовьется сразу - только тронь.
В блестящей шерсти вороной
Косил глаз черный озорной,

С широкой грудью и спиной.

«Не поскупись, Филипп, ценой.
Такой в Фессалии один,
И Букефал здесь господин!
Большая бычья голова.
Смотри сам, царь, к чему слова?»

А Букефал кружил на месте, танцевал.
И двор большой казался мал.
«Нам надо и в беге его испытать.
Выводим в долину, там вольно скакать.»

Но конь храпел, тянул за повод.
И, пятясь задом, отбегал.
И сесть на спину не давал.
А, может быть, этер был молод?

Другие не могут его удержать.
И с поводом руку боятся разжать.

«13 талантов прошу у царя.»
«Но, кажется мне, ты привел дикаря.
Так вот что, дружок, я его не возьму.»

Тут сын Александр закричал: «Почему?
Коня потеряем от страха и лени,

Красавец пугается собственной тени.
Его укрощу я ценою любой.
Тогда уж, отец, этот конь будет мой!»

«Сын Александр, обидно мне.
Винишь людей, не зная меры.
Мечом, копьем я не сражен,
Был, как щитами окружен,
На стенах крепостей и вне.
Я на войне был, как в броне.
Отважно билися этеры.

Ты мал, тебе лишь 10 лет.
Но, может, верен твой совет?
Ну что ж, сынок, попробуй сам.
Ум узнают не по усам.
А коль не сможешь укротить?»
«Придется мне тогда платить.
Отец, заключим договор.
Этеры, подтвердите спор.»
Поставив против солнца Букефала,
Поглаживая ласково, сначала
Царевич успокаивал коня.
Бежал с ним рядом тихо, не гоня.

Легко прыжком вскочил на спину.
/Решил задачи половину./

Конь на дыбы, мотая гривой,
И даже в ярости красивый,
Стараясь сбросить седока,
Кидая задом побежал.
Но Александр не задрожал:
Поводья отпустил слегка,
Ударил пятками в бока.

Рванулся конь, махнув хвостом,
Помчался но ковру равнины.
И скрылись в мареве густом.
Растерянно смотрели вслед
Коню и всаднику мужчины.

Тревожно у Филиппа сердце бьется.
А вдруг мальчишка разобьется?
Филипп хоть царь, но он отец.
Вот показались, наконец!

Такое может лишь присниться!
Так плавен, ровен коня бег.
От нота шерсть его лоснится.
Окончен их большой пробег.

И вот с сияющим лицом
Стал Александр перед отцом.
Филипп едва сдержал волненье,

В глазах восторг и удивленье.

Филипп счастливый обнял сына:
«Мой Александр, ты молодчина!
Сын Александр, тебе хвала!
Ищи себе побольше царство.
С упорством крепнет государство.
А Македония мала!»
***
Филипп все делал со стараньем.
Пришла пора заняться сына воспитаньем.
К наукам Александра приобщить.
Учителя хорошего найти и пригласить.
Собрала мальчишек македонская знать.
Все вместе учебу должны начинать.
Слоняются только они в мегароне.
А бегают будто при Марафоне.
Играют с собаками, громко кричат,
И слушаться взрослых совсем не хотят.

Филиппу неловко: танцуют гетеры,
Да пьют и целуются с ними этеры.
Филипп-царь многих расспросил
И тотчас Аристотеля приехать пригласил.

Ученым видным Аристотель стал.
А царь Филипп в то время воевал.

Здесь, в Пелле, в юности дружили.
Гордились своей дружбой, дорожили.

Олимпа голубели, золотились, снега
В пышных лучах закатов и рассветов.
Круты, извилисты у речки берега.
Филипп-царь не отверг учителя советов:

В Миезу всех отправили детей.
Подальше от пиров и матерей.

Здесь горный воздух так прозрачен, чист.
На утренней заре веселый птичий свист.
Из тьмы как будто вырвались на свет.
Здесь Александр учился много лет.

Среди друзей и райской тишины
Узнали юноши о жизни всей страны.
Подробно Аристотель объяснял,
И много своих знаний передал.

Внимали юноши прилежно,
Летело время безмятежно.
Все расширялся кругозор.
Умом светился Александра взор.

Упорно постигал науки,

Как уменьшать в болезнях муки.
Узнал какие нужны травы,
Когда срывать и как сушить,
И принимать их от отравы.
Без этих знаний трудно царю жить.

«Из атомов слагаются тела.
Разладятся – умрешь, такие-то дела.
Угаснет жизнь, померкнет свет.
Не надо дум и сожаленья.
Ты перейдешь в другое измеренье, -
Такой был у философа ответ, -
Душа, та тоже погибает с телом.»

«Но как Аид? Что за его пределом?
Гора Олимп, небесные чертоги?
Ведь там живут невидимые боги.»

Пытливый Александра ум.
Велик простор для размышлений, дум.
Закрадывались сомненья в душу Александра:
«А как же Дельфы, вещая Кассандра?»

Давал им Аристотель дельные советы.
Узнал и Александр, как движутся планеты.
Земля неровна, почти кругла, как шар.
Внутри ее пылает скрытый жар.

Вселенная подчинена строгим законам.
Про философию Платона,
Учение Левкиппа, Демокрита
Наукой до сих пор не позабыто.
Еще учил риторике детей.
Прошло так много, много дней.
Знал Александр о силе слова.
Риторика - всему основа.

Ей овладеет, наконец!
Таким же будет, как его отец.
Он у царя достойный сын.

Филипп-царь так хитер, умен.
Им даже Демосфен сражен,
Философ города Афин,
Почетный славный гражданин,
И первый враг его отца.
Его жестокие слова,
Передавала их молва;
Филипп, мол, не достоин царского венца.

Так много Аристотелю известно.
Все знать друзьям и Александру интересно.
Особенно ему, внимал дыханье затая.
Философа готовил Аристотель, не царя.


Тут все таланты Греции: Эсхил, Софокл.
Трагедий Еврипида прелесть строк.

В стране есть странный Диоген.
Живет в пифосе, возле храма стен.

А зачем?
Умен, безумен иль сердит?
Какую правду говорит?

От Аристотеля Александру награда –
Гомеровская «Илиада»,
Где звон мечей со всех страниц
Знакомых по рассказам лиц.
Потомок Гераклидов, Филипп-царь Македонии,
Он один.

Гордился тем, что он эллин.

У Александра есть друзья.
Без них; конечно, жить нельзя.
Гарпал, Неарх-критянин, Эригий и Филота.
Бороться, погулять – одна у них забота.

Из знатных юноши семей.
Фердикка и сын Лага Птолемей.


Любимый, верный друг Гефестион,
Подарен будто самим Зевсом он.
Так добр, почтителен и предан бесконечно.
Красив, как бог, с ним дружбой
Связан Александр навечно.

Повсюду с Александром он,
Любимый друг Гефестион.
Высок, кудряв, темноволос и белокож,
Действительно, на бога был похож.

















Глава 2.

Дичь убегала от стрелка,
Скрываясь в зарослях густых
Всю зиму голых и пустых.
Земля оделася в шелка
Трав сочных и зеленых
В долинах и на склонах.

Олимпа шапка снеговая
В лучах заката голубая.
Сырые ветры улетели,
Забыты вьюги и метели.

Цветенье виноградных лоз.
И в горы гонят стада коз.
Со стадом, сидя при кострах,
Не разбогатеешь здесь в горах.

Филиппа войско вновь в походе.
В дожди и при любой погоде.
На царстве царь оставил сына.
Миезу сразу тот покинул,
Недоучившись почти год.
Жизнь дала новый поворот.

И верный Антипатр при нем,

Как будто бы вода с огнем.
Горячность Александра охладит,
И Македонии своей не навредит.

Но жизнь всегда подбросит шутку,
Чуть успокойся на минутку.
Восстали меды, как тут быть?
Их Александр решил разбить.

Проучит с войском это племя.
Филиппа нет, нашли же время!
Царевич Александр собрал совет.
Поддержит Антипатр иль нет?
***
Впервые провожала мать
Сына восставших подавлять.
Олимпиада, гордая царица,
Сурово всматривалась в лица
Этеров, окружавших сына.
Глядела уходящим в спины,
Пока не скрылися из глаз,
И свет зари давно погас.

Дневною занялась заботой.
Сама царица за работой,
И приучала дочерей.
Те с нею рядом у дверей.

Следила, чтоб рабыни пряли,
И дочери не отставали.
Должны уметь и ткать и прясть.
Без знаний этих слаба власть.

От слуг лишь тем могли и отличаться,
Богато и нарядно одеваться.
***
Как полководец Александр повел
войска впервые.
Блестят доспехи, словно золотые.
Гривастый золоченый шлем
Переливается огнем.

Огромный Букефал под ним укрыт броней.
Войска за ним сверкающей стеной.
На копьях и щитах играют лучи света.
Еще начало только лета.

Во Фракии, на склоне гор,
Военачальники с ним не вступали в спор,
Царевич Александр велел всем отдохнуть.
Из Пеллы к медам вел неблизкий путь.
Ночные сумерки остудят дневной зной.
В долине смутно виден город в дымке голубой.

Напали утром, их не ждали меды.

Внезапность - тоже часть победы.
На золотой заре, на спящих.
Проснулись меды от мечей звенящих,
От ржанья конского и топота копыт.
Кто не проснулся, спящий и убит.

Царевич приказал восставших не щадить.
Детей и женщин - в рабство, а всех мужчин убить.
По Александра-полководца воле
Город назвать Александрополем.
В него македонян переселить.
Царю Филиппу долго до победы,
А сыном Александром уже разбиты меды.

Шестнадцать только ему лет.
А сколько впереди побед!
Македоняне не долго усмиряли медов,
Вернулись в Македонию с победой.

Встречала Александра мать Олимпиада.
Что сын вернулся, очень рада.
Отерла пот с его лица.
Расспросам не было конца.
***
Филипп-царь захватил Коринф.
Войсками осадил Перинф.

Нелегкой оказалася осада.
У войска македонского на всех одна досада.

Дожди сменились снегом и ветрами.
Сухая пыль - глубокой грязью под ногами.
Осадные машины стены бьют.
А сверху летят камни, смолу льют.

Филиппу Демосфен в Афинах не дает покоя.
Чернит на все лады, среди народа стоя:
«Филипп - разбойник и гордец.
Найдется ли управа, наконец!
Суда купеческие на море захватил.
Товар распродал, войскам наемным заплатил.
Считает, что он прав всегда.
Вокруг Афин все занял города!
И хочет захватить проливы.
А мы молчим, неторопливы.

Зерно! Как нам его ввозить?
Придется дань царю Филиппу заплатить.
Дела в Перинфе не важны.
Помочь оружием и войском мы должны.»

А царь Филипп считал, ленивы афиняне.
В Афинах все работы выполняются рабами.
И, знают, трудно воевать.

Лучше скульптуры созерцать.
А, значит, и ему мешать.
Не разорвут священных уз.
С ним заключен у них союз.

Но все ж послушались в Афинах Демосфена.
Послали с войском корабли.
Они к Перинфу поплыли.
Тогда Филипп-царь закричал: «Измена!
Афинами нарушен союзный договор!»
Совет союзных городов и разрешил тот спор.
***
Скрывая горечь и досаду,
Филипп с Перинфа снял осаду.
На Скифию отправился войной.
Добычу захватить любой ценой.

Но не была счастливой война та.
Хотя захвачены рабы и множество скота.
Ни золота, ни тканей дорогих, а только один скот.
Кочуя по степи, народ скифов живет.

Одежда вся из шкур, косматые лошадки.
Сражаются без всякого порядка.
То нападут, то скроются в степи.
Безлесые просторы велики.

Обратно шли шагом небыстрым.
Трибаллы встретили за Истром
Как только реку перешли.
/иного не было пути/
Без боя не давали в Македонию пройти.
Филиппа сильно ранило в бедро.
Трибаллы захватили все добро.
Рабов, а главное, весь скот.
Война, кто потерял, а кто найдет.

Вернулись в Македонию свою,
Все потеряв, что добыли в бою.
И на щитах внесли царя Филиппа во дворец.
Царевич побледнел: «Отцу пришел конец!»
Глаза Филипп открыл, ему улыбнулся слегка:
«Еще поживем!» - Филипп успокоил сынка.
***
На склонах нежно зеленели
Под ярким солнцем сосны, ели.
В ложбинах голубел снежок.
Стремительно бежал поток,
Отвесной падая стеной,
Окутан пылью водяной.
Волнуясь, пенясь, торопясь,
На солнце радужно светясь.

Филипп-царь быстро поправлялся.

Природы пробужденью удивлялся,
Воды кристальной чистоте,
Кудрявым облакам в небесной высоте.

Как хорошо на свете жить!
И дружбой с сыном дорожить!
Не только Македонии служить.

У Филиппа с сыном нет раздоров.
А сколько было разговоров!
О Демосфене, персах, о войне.
«Что он Филипп хитер и лжив вдвойне,
Что в битвах не щадит себя,
Все Македонию любя, -
Вот так сказал всем афинянам Демосфен, -
А я, мой Александр, я не люблю измен.

Персидским золотом меня не подкупить.
Афинам, персам над Элладой власть не захватить.
А наша армия сильна.
Нам не нужна с эллинами война.
Посмотришь, Александр, Эллада позовет.
Со мною во главе на персов в бой пойдет.»
И тут же сына похвалил:
«Ты молодец, что медов усмирил!»
Так в дружеских беседах проходили дни.

Отец и сын, так счастливы они.
Меж ними не было разлада,
Их только огорчала царица-мать Олимпиада.
Всегда так подозрительна и гневна
Эпира гордая царевна.
***
И долгожданный миг настал,
О чем всегда Филипп мечтал.
Бедро еще болело, но царь встал.
Совет эллинских городов просил, не приказал,
Чтоб царь Филипп город Амфиссу наказал.
Его жители осквернили земли Дельфийского Аполлона.
Значит, пошли против закона.
И это не оставят без вниманья,
А жители достойны наказанья.

Сильнее войско у царя Филиппа.
Дорога на Элладу теперь ему открыта.
Филипп тотчас собрал все силы,
Вошел свободно в Фермопилы.

Царевич Александр на Букефале,
Как равный, ехал рядом с ним.
Друзья тут тоже, чуть отстали.
Гефестион, Гарпал, Неарх, Эригий и Филота
Дышали воздухом одним.

И ликовали, что идут в поход.
Сам царь Филипп войска на бой ведет.

Филипп направил на Амфиссу войска часть.
А сам вошел в Беотию на Фивы и Афины, чтоб напасть.

Чтоб утвердить над ними свою власть.
Об этом обмане полководцы и этеры знали.
Маневры все Филиппа понимали.
Но подчинялись и не возражали.

Филипп взял сходу крепость Элатею.
Послал в Фивы послов и предложил союз «Иначе вас не пожалею».
Послы припомнили македонян заслуги.
Пора фиванцам рассчитаться за услуги:
«Беотию Филипп разбил и снова Фивам возвратил.
Войну с Фокидой Филипп-царь взял на свои плечи.
Об участии Фив в войне не было и речи.
Теперь и вы союз Филиппом заключите
И в Аттику к Афинам пропустите.
Или придется воевать.»
Фиванцы стали думать и гадать.


«Коль предложение македонян принять,
С Афинами придется воевать.
Сильны Афины, у них флот.
Так пусть македонянин подождет.»

И Афины в Фивы прислали послов.
И те не жалели для Фив красивых слов.
А Демосфен им предложил с Афинами объединиться.
Собрать войска и с Филиппом сразиться.

И Фивы решили, чем волю потерять свою,
Уж лучше умереть за Родину в бою.
Союз Фивы с Афинами заключили.
Войну македонянам объявили.
***
Осенняя слякоть сменилась зимней стужей.
Замерзли на дорогах лужи.
Снег сыпал, ветер завывал.
Филипп-царь в Элатее-крепости чего-то выжидал.

Стояла крепость за высокими горами.
Все перевалы занесены снегами.
Оттуда нападения не ждали
Наемники фиванцев и Афин.
И не глядели в сторону вершин.

Чуть схлынули потоки с горных круч,
Филипп с отрядом, словно сонм тяжелых туч,
Прошел через горный перевал.
На город Амфиссу внезапно напал.

Беспечных наемников Филипп разгромил.
А город элатейцам возвратил.

Затем Филипп пришел в Элатею обратно.
Это Афинам и Фивам совсем непонятно.
Но по пути у ахейцев город Навпакт отобрал.
И этолянам его передал.
Союзников своих Филипп не обижал.

Битва при Херонее

Позиция афинских и фиванских войск была прекрасной.
Для македонских войск - опасной.
Но царь Филипп действовал быстрее
И оттеснил союзников к местечку Херонее.

В долине городишко между гор.
Сюда река Кефис пробилась на простор.
Извилисто текла по каменному ложу.
На серебристую ползущую змею похожа.


Но дальше Херонеи союзникам невозможно отступить.
Иначе получается в страну врага впустить.

И наступил день роковой.
Войска вступили в страшный бой.
Силы противников равны.
Военачальники умны.

Филипп-царь против афинян на фланге правом.
Против беотийцев Александр, воином бывалым.

С тяжелой конницей в броне
На верном вороном коне.
Конь напряжен, прядет ушами.
И ловит ухом каждый звук.
Военный клич не за горами.
Но ровен сердца в груди стук.

Труба запела боевая.
Вперед рванулась конница лихая.
Смерть Александр в бою принять готов.
Летели искры от щитов.
Меч острый молнией блистал,
И конь могучий не устал.

Царевич конницей своей

Теснил фиванцев все сильней.
Погиб, сражаясь, их отряд.
Разбил его за рядом ряд.

Непобедимым был, бесстрашным.
Филипп считал самым опасным.
И царь, боясь, спешил на помощь Александру,
Ведя с собой свою фалангу.

И правый фланг стал отставать.
Врагам, казалось, отступать.
Фиванцы, упоенные победой,
Пустились отступавших догонять.
Филипп мгновенно повернул им в тыл.
Как в клещи взял фиванцев и разбил.

Увидев полное фиванцев пораженье,
Войска афинян бежали не вступив в сраженье.
Филипп не стал их догонять.
Зачем ему эллинов убивать?
Сраженье выйграно, союзники разбиты.
Дороги в Аттику к Афинам им открыты.

В Афинах паника, и снова Демосфен
Кричит на Пниксе о починке стен.
Поспешно формируются полки.
Вошли туда и хилые мальчишки, старики.

Ров углубляется вдоль городской стены.
Но, что они не делали, а силы не равны.

Шел из селений под защиту города народ.
С рабами землепашцы, их семьи гнали скот.
Филипп не пощадит их, всех убьет.
Так думали в Афинах, но вышло все наоборот.

Не видно войска македонского.
Не слышно ржанья и топота конского.
Таранов нет, что строили умельцы Сиракуз.
Пришли послы нарядные, чтоб предложить союз.

Чего чего, а этого не ждали.
Афиняне от радости смеялись и рыдали.
Им возвратят плененных и больных,
И раненых, похоронить дозволят остальных.

А Фивам выкуп заплатить за тех, кто был пленен.
И за тех всех, кто взят для похорон.
И Фивами македоняне будут править.
Придется сильный гарнизон оставить.
Так царь Филипп решил, и так все будет.
Прав или нет? Ведь победителей не судят.
***

Послы-полководцы Антипатр, Александр и с ним Гефестион,
Друзья царевича в числе почетной свиты,
С достоинством вошли в Афины, но не на поклон.
Гордясь, прекрасные Афины не разбиты.

Мир заключен, послы довольны и счастливы:
Отходит Македонии город Херсонес
И вместе с ним проливы.
Здесь разместится флот македонян.
«Торговля, особенно зерном,
Все подконтрольно нам, -
Сказал Филипп довольно, -
Но убивать своих эллинов было больно.»

Теперь Филипп - главный военачальник, то есть гегемон.
Войсками эллинских городов командует он.
Заветная мечта его летит вперед:
Собрать войска на Персию в поход.
Освободить, захваченные Ксерксом на побережье города.
И передать Элладе навсегда.
***
Филипп гордился полководцем сыном.
Достойным потомком Геракла эллином.

И, в память битвы этих лет,
Художнику сам заказал портрет.

Царь Филипп с Олимпиадой рядом.
Царевич Александр с орлиным взглядом.
Отец царя Филиппа Аминта с женой Евридикой.
Они все горды над Элладой победой великой.

Но прежде, чем созвать гостей на пир,
Филипп к божеству отправился в Эпир.
Оракул ответил, что царя ждет:
«Власть быстро поднимут,
Коль власть упадет.»

Жрец объяснил, что Дарий падет.
Филипп же над Персией власть заберет.
Хотел жрец заслужить Филиппа милость.
Судьба совсем не так распорядилась.
***
Филипп-царь в Пелле вновь пирует.
Царица Олимпиада в гинекее негодует.
Опять Филипп отчаянно влюблен.
И с юной Клеопатрой разделит скоро трон.

Его македонянка из царского рода пленила,
Рода Аттала, в Македонии великая сила.
А сыну Александру стыдно: это же позор!

С отцом Филиппом состоялся разговор.
«Отец, ты только кончил войско собирать.
На Персию похода войску надоело ждать.
Вновь собираешься жениться.
А как же мать моя царица?
Твоей невесте Клеопатре, ей 16 лет!
А ты уж стар уже сед.
Она же в дочери тебе годится.»

«Любовь и в старости любовь.
С ней молодеешь, сынок, вновь.
Ты посмотри, я полон сил,
А мать твою я разлюбил.
Меня ты спросишь почему?
И сам того я не пойму.
Ты молод и не ведал страсти.
Она сильнее тяги к власти.
Коль до моих лет доживешь,
Тогда, сынок, меня поймешь.»

Но Александр, обиженный за мать,
Не мог и не хотел понять.
***
Пришла холодная осенняя пора.
Шуршала листва на каменных плитах двора.
Закутанная в теплое из шерсти покрывало,
Часть I Глава 2. Филипп
Олимпиада рано утром уезжала
Из опостылившего ненавистного дворца,
Чтобы соперницы не видеть юного лица.

Готовился в Пелле свадебный пир,
Она уезжала к брату Александру в Эпир.
В страну печальных снежных гор,
Где завывают ветрами ущелья.
Она не видела их с юных пор,
С поры девичьих грез, надежды и веселья.
Дорогой думала, как ей на свете жить.
Богиню Геру молила Филиппу отомстить.
А, может, пошутил Филипп, ее вернет?
Но время шло, она напрасно ждет.

И стало ясно ей; любви пришел конец.
А рыжая, бесстыжая займет ее дворец.

А в Пелле одетый празднично народ,
Смеясь, ликовал у дворцовых ворот:
«Эпирская ведьма убралась в Эпир,
И в царский дворец возвращается мир.
Македонянка теперь у них царица!»
Богатая подъехала к воротам колесница.

Филипп-царь довольный, красивый, хмельной,
С невестой нарядной сидит молодой.
Часть I Глава 2. Филипп
Из дома невесты сюда, во дворец.
Сын Александр опечален, что женился отец.

Былое согласие разрушилось скоро.
По глупости, еще одна тут ссора
Из-за ,сатрапа Карии Пиксодора.
С отцом рассорился, что жить стало невмочь.
Карии сатрап предложил в жены свою дочь
Сыну Филиппа от горянки Арридею.
А Александр поступил чуть скорее.
Себя в зятья предложить пожелал,
Хотя и невесты совсем не видал.
Стыдился отца и потому
Уехать лучше в Азию ему.

В Карию от себя сватам актера Фессала послал.
Царь Филипп обо всем от Филоты узнал.
Краснея от бешенства, ругал Александра нещадно.
Как будто рубился мечом беспощадно.
Называл безрассудным глупцом.
Что стыдно Филиппу даже зваться отцом.

Тотчас вернул гонца Александра актера,
Тем спас Александра и себя от позора.
Царевич запомнил отца гневную речь,
Что царский он сын и честь надо беречь.
Часть I Глава 2. Филипп
Пир

Спешили гости во дворец со всех сторон.
Дымили факелы у входа в мегарон.
А в зале, в очаге, дрова горели ярко.
Гостям нарядным было на ложах жарко.

В отверстие на потолке, над очагом самим,
Стремился в небо, клубился, вылетая, сизый дым.
Дым с улицы, коль ветер поднимался,
С порывом каждым в мегарон вновь возвращался.
На лицах копоть оседала.
Но это пиру не мешало.

Невеста, не снимая покрывала,
Пробыла в мегароне очень мало.
Ее отправили с почетом в гинекей.
Лишь после пира придет Филипп-царь к ней.

Гостям несут из мяса угощенья.
И музыка звучит для развлеченья.
Рекою вина льются, пляски, пенье.
Актеров, мимов представленье.

Филипп от счастья много пьет.
Часть I Глава 2. Филипп
Поет с друзьями, веселится.
Друг, полководец Антипатр, и капли не берет,
А мало ли что может на пиру случиться?

Царевич Александр здесь тоже на пиру.
Молчал, бледнел, не глядя на жару.
А думал только об одном:
Возьмет ли его отец в поход потом?

Войска давно похода ждут,
А царь и полководцы только вина пьют.
Оружие блестит, одежды дорогие.
Сверкают чаши, кубки золотые.
Полководец Аттал сидел с царем Филиппом рядом.
А Александр с потухшим взглядом
Печально голову склонил.
Весь пир не ел и ничего не пил.

Все пьют, смеются, вдруг Аттал,
Дядя невесты, шатаясь, с места встал.
Плеская вино на мозаики пола узор,
Глядел на царевича прямо в упор.

Теперь-то пристало
Возвыситься роду Аттала.
Его племянница царю женою стала.
Часть I Глава 2. Филипп
Хвастлив и надменен полководец Аттал.
Зятем Пармениона недавно лишь стал.
Уж очень развязен и пьян сегодня он.
Сурово глядит на Аттала полководец Парменион.

Из чаши все лилось янтарное вино.
Сказал Аттал слова, что лелеял давно:
«Македоняне! Восславим богиню Геру, помолимся ей,
Чтоб молодым она послала законных детей.»

«А я незаконный?» - краснея от гнева, царевич вскочил.
И кубок тяжелый в Аттала с вином запустил.

Филипп, разозленный, вдруг выхватил меч.
Падет сын пронзенный иль голова слетит с плеч?
Но, зацепившись за ложе, Филипп вдруг упал.
Презрительно сын на него указал:
«Вот человек, он Азию покорить захотел.
От ложа до ложа пройти не сумел.»

«Отец меня хотел убить иль это сон?»
Пройдя толпу гостей, покинул мегарон.
Холодный сильный ветер пахнул в лицо ему.
Часть I Глава 2. Филипп
Но с ним Гефестион, не страшно одному.

Всю ночь в отцовском мегароне
Шумел богатый пир.
Ячмень жевали в стойлах кони.
А Александр на Букефале скакал уже в Эпир.
***
Войска в Элладе собраны за год,
Готовы выступить на Персию в поход.
Но, что не делал царь, а все равно
Мысль молотом, стучит одно,
Как в синих тучах грохот грома:
«Сын Александр ушел из дома.»

Но все ж открыт персидский фронт.
Полководцы Аттал и Парменион перешли Геллеспонт.
Назло захватчику коварному врагу.
И укрепились на персидском берегу.

А дома ладятся дела.
Молодая жена ему дочь родила.
Нежна и весела, щебечет словно птица.
Еще не сознает, что здесь она царица.
И царь Филипп ее так любит.
Уйдет в поход, что с нею будет?

Часть I Глава 2. Филипп
Царь стал угрюм.
Болела голова от дум.
Эпирский царь готовится к войне.
Таким известием был огорчен вдвойне.

Сын Александр пошел союзников искать.
С отцом, с ним хочет воевать.
Филиппу ясно: «Сын защищает свою мать!»
Hо как же дело повернуть,
Чтоб сына вновь к себе вернуть?

Приехал в гости Демарат.
Филипп был очень тому рад.
Тот самый, что привел к ним Букефала.
О сыне с ним поговорить решил сначала.

Его придется попросить
Вернуться Александра убедить.
Иначе как идти в поход?
Так много у царя забот!

Если все войско на Персию царь уведет,
Что тогда Македонию ждет?
Враги нападут, захватят его царство.
Погибнет весь народ, погибнет государство.

Все надо изменить.
Часть I Глава 2. Филипп
Эпирского царя к себе переманить.
И царь Филипп решил его женить
На Клеопатре, дочери своей.
Да свадьбу справить поскорей.

Друг Демарат эпирского царя уговорил.
И сына Александра в Эги возвратил.
Теперь в старинных Эгах будет пир.
Наступит долгожданный мир.

Из Азии на свадьбу приглашен
Филиппа полководец, друг Парменион.

Филипп долго думал и твердо решил.
Здесь в Эгах и волю свою объявил:
«Сын Александр - наследник Македонского царства.
В надежных руках будет у нас государство.»

Хотя свадьбе дочери и брата была не рада,
Но все же приехала сюда Олимпиада.
Пир во дворце богатый, многолюдный, пышный.
Себя здесь чувствовала лишней.
Здесь царь Филипп, с ним рыжая красавица.
Олимпиаде все это не нравится.
По хитрости Филиппа все свершилось.
Но Македония с Эпиром породнилась.
Часть I Глава 2. Филипп
Смерть Филиппа

Волнуется народ от нетерпенья,
Хотят попасть в театр на представленье.
Иные вовсе не ложились спать
Места спешили с вечера занять.

А утром после свадебного пира,
Ведя с собой царя Эпира,
Туда и царь Филипп идет.
В театр свободный для всех вход.

Столпился шумливый нарядный народ.
Стоят телохранители Филиппа,
Этеры и большая свита.
Меж зятем и сыном идет царь Филипп.
Повязкою черной слепой глаз закрыт.

У входа шагнул на полшага вперед.
Не думал Филипп, что сейчас он умрет.
Сверкающей молнией вспыхнул кинжал.
Залитый весь кровью, Филипп-царь упал.

Убит царь Филипп! У всех на глазах!
И в свите царя и смятенье, и страх.

Убийца Павсаний бежал и споткнулся.
Часть I Глава 2. Филипп
Отбросив кинжал, на земле растянулся.
Так, видно, Судьба над ним подшутила.
Охрана царя его тотчас убила.

Но Антипатр посчитал, что она поспешила.
Или решил его кто-то убрать?
Надо б Павсания просто поймать.
Его кто-то послал, было знать интересно.
Навеки осталось теперь неизвестно.

Филипп скончался у Александра на руках.
За болью вслед к царевичу пришел и страх.
Теперь Линкестиды будут рваться к власти.
Вновь разорвут всю Македонию на части.

И есть ненавистный надменный Аттал.
Александр не забыл, как на свадьбе тот выступал.
Всем было ясно кто желал смерти отца.
Горечь и ярость наполняли полководцев сердца.

После похорон взволновался служивый народ.
Кто же теперь поведет их в поход?
Иль разойдутся они по домам,
Снова охотиться лазить по снежным горам?

Им новые земли нужны и рабы.
Часть I Глава 2. Филипп
Сорвется поход по веленью судьбы.
Но утром Антипатр и Парменион объявили
Александра царем:
«Александр - полководец, за ним и пойдем.»

А с недовольными расправились жестоко.
Казнили всех, кто не сбежал далеко.
В борьбе за престол Линкестиды
Всегда выступали открыто,
По их приказу, наверно, убили Филиппа.

Убийца Павсаний нес царскую службу.
И с Линкестидами вел близкую дружбу.
Когда-то обидел Павсания полководец Аттал.
На жалобу пустую царь обращать внимания не стал.
Но почему не Аттал, а Филипп пострадал?

Два брата Линкестиды вроде замешаны были.
Не разбираясь, их тотчас казнили.
А младший, он первый назвал Александра царем,
Молил о пощаде, был всюду при нем.

Но мать Олимпиада шепчет сыну: «Не щади никого.
Он зять Антипатра, так что из того?
Часть I Глава 2. Филипп
Убей Аминту, племянника Филиппа.
Сам не желает быть царем, желает его свита.
И Арридея не жалей,
Хотя и глупый Арридей.»

Убиты все мужчины из царского рода.
Остался один Александр, ему власть и свобода.
Есть войска поддержка, поддержка народа.

Но отовсюду идут плохие вести.
Восстания, их подавить, нельзя сидеть на месте.
Но, если Александр из Македонии уйдет,
Из Азии Аттал вернется, нападет.
И власть над Македонией возьмет.

О смерти царя Филиппа Аттал еще не знал.
Царь точно время рассчитал.
Не ждавший нападения, убит полководец Аттал.
Войскам же сказали, что их Аттал предал.
В Афины Демосфену персидское золото передал.
А чтоб Атталиды Александру не мстили,
Из этого рода мужчин всех убили.
Не все царь понимал, был слишком молод он.
Вершили все дела полководцы Антипатр и Парменмон.
***
Часть I Глава 2. Филипп
Вернулся в Пеллу двор и царская семья.
Вокруг царя и полководцы и друзья.
Встречало войско их и Пеллы весь народ.
Царь сразу объявил, что будет и поход.

Снова к походу пошла подготовка.
Началась ежедневная в войсках тренировка.
И, как на войне, команд отработка.
Все выполнялось мгновенно и четко.

В движении фаланга - сплошной монолит.
Строй воинов слажен, не будет разбит.
За власть ухватился царь твердой рукой.
В работу с войсками ушел с головой.
В учебных походах войска потеряли покой.
Без устали с ними шел царь молодой.

Теперь-то отправиться можно в поход.
За отважным царем смело войско пойдет.
Но пусть Эллада по ее законам,
Тогда Филиппа, а теперь Александра объявит гегемоном.

И это Александру удалось,
Иначе бы сражаться вновь пришлось.

Но спокойней в Македонии не стало.
Часть I Глава 2. Филипп
Снова Фракийское племя восстало.
На западе - иллирийцы, на востоке - трибаллы.
Вот только кончится зима,
Начнется новая война.
Чтоб усмирить, нужны силы не малы.
***
Высокое солнце сияло в лазури небес.
Шумел на предгорьях, разбуженный ветрами, лес.
Сползали с горных круч голубые снега.
Звенели ручьи, расширяя свои берега.
Бежали стремительно вешние воды.
Меж гор освободились от снега проходы.

Пришла пора восставших проучить.
Власть Македонского царя мечами утвердить.
Событий много в один год.
И войско двинулось в поход.

Сперва во Фракию, на Истре побывать,
Чтобы дикое племя трибаллов наказать.
Домой вернуться, потом в Иллирию пойдет.
А время-то идет.
Отложен вновь на Персию поход.

Идут походным строем кони.
Царь Александр на плотно пригнанной попоне
Часть I Глава 2. Филипп
На Букефале впереди.
Друзья Неарх, Гефестион чуть позади.
За ними, на полкорпуса не ближе,
Этеры верные на конях темно-рыжих.

Оружие, щиты, мечи везут с собою,
Да небольшой мешок с едою.
Обоза нет, так царь Филипп еще в поход ходил.
Сын Александр про то не позабыл.

А следом лучники идут и фалангиты.
Дороги каменисты, не разбиты.
Холмы, ложбины, перевалы.
Но все же войско уставало.
Палатки ставили скорей.
Обедали, кормили лошадей.

Во Фракию пришли вечернею порой.
Фракийские войска в ущелье за горой.
И на горе войска, костры и там дымят.
Повозок перед ними громоздится ряд.
О том доложила царская разведка:
«Их лучники стреляют очень метко.
А коль ущельем мы пойдем,
То, непременно, пропадем.
А впереди гора крута.
Царь, посмотри, какая высота!»
Часть I Глава 2. Филипп
Царь Александр подумал, помолчал.
Войскам такой приказ отдал:
«Что невозможно им, нам впору.
И мы пойдем к ним через гору.
Покатятся повозки с высоты,
Накроемся, ведь есть у нас щиты.
К земле прижмитесь вы без страха.
Накроетесь щитами, будет «черепаха».
Или расступитесь, тогда
Прокатятся повозки мимо, не причинив вреда.»

И двинулся на штурм горы царь первым.
Крепки у Александра нервы.
За ним полезли лучники и фалангиты,
От стрел щитами прочными прикрыты.

На них повозки покатились, грохоча,
Но даже не затронули у воинов плеча.
Они укрылись или расступились.
Повозки, летя в пропасть, развалились.

Войска македонян добрались до вершины.
Увидели бегущих прочь фракийцев спины.
По тайным тропам в горы войско разбежалось.
В ущелье войско беззащитное осталось.

Под мечами македонян пало и лежит теперь.
Часть I Глава 2. Филипп
У войска македонского здесь не было потерь.

Добыча собрана, отправлена туда
В приморские подвластные македонянам города.
Горят костры из тел убитых
На камнях, кровью павших воинов залитых.
***
Не отдыхая, шагом быстрым
Шли долго, вышли на равнину к Истру.
Река привольна, широка.
В ней отражаются, плывущие по небу, облака.
Трибаллов войско их ожидало здесь.
«Царь Александр идет!» - к ним прилетела весть.
Однако, трибаллами то время не забыто,
Когда добыча ими у македонян была отбита,
И унесли царя Филиппа на щите.
Теперь царь Александр, и времена не те.

Раздалась, при полной тишине, команда.
Послушно воле Александра,
Вмиг перестроилась фаланга,
Сверкая копьями, таранила врага.
И свежей алой человечьей кровью
Окрасилися Истра берега.

Часть I Глава 2. Филипп
Вожди трибаллов все убиты.
Войска смешались, их добивали фалангиты.
Бежали беспорядочной толпой.
Часть их на север, другие скрылись за рекой.
Трибаллов царь нашел убежище на острове скалистом,

Где воды Истра глубоки и быстры.
Царь Александр пожелал, его пленить.
Им надо реку переплыть.

И в сероватой мгле и тишине,
Лишь узкий серп луны светился в вышине,
На ветками и травой набитыми мешках
Из козьих и овечьих шкур, на челноках,
За гривы лошадей, держась, другие,
Часть войска на судах из Византии
На берег вышли на другой.
Не нарушая тишины, уж стали в строй.

А за рекою Истром войско гетов ждет,
Когда царь Македонский реку перейдет,
На берег выберется воинов отряд.
Тут геты нападут и перебьют их всех подряд.

Пока же геты на берегу сидят.
Спокойно за реку на македонян глядят.
Часть I Глава 2. Филипп
А македоняне ниже по течению реку перешли.
Уже по землям гетов высокой рожью шли.
Бесшумно к гетам подошли и скрыто.
И войско их рассеяно, разбито.

Бедна добыча, немного есть добра.
Но нет ни золота, ни серебра.
Лишь скот, который не смогли угнать.
Македоняне взяли все, что здесь смогли собрать.

Трибаллов царь прислал послов,
Что он Александру покориться готов.
Прислали послов и другие племена.
Царю покорилась вся эта страна.

Царь Македонский оружием утвердил свою власть.
Теперь не восстанут, не посмеют напасть.
Все племена здесь его данники, вассалы.
Плохая весть пришла: Иллирия, Фессалия восстали.
***
Обратный путь тяжел, не скор.
Дошли до близлежащих к Македонии гор.
Войти в долину между гор - такая благодать!
До Македонии родной почти рукой подать.
Часть I Глава 2. Филипп
Но гор крутая высота
Иллирийцами-врагами занята.
И крепость Пелий на вершине горы Пелион
/Царя Филиппа труд, ее построил он./

В долине, на горах враги кругом, кругом.
Костры горят ночами там и днем.
Македоняне разбили лагерь у подножья горы Пелион.
Царь ночь не спал, не спал Гефестион.

Все размышлял: что делать, как им быть?
Врага чтобы разбить, и войско сохранить, .
«Гора крута, но мы не глупы.
Смотри, Гефестион, есть на горе уступы.»

Лес весело шумел на склонах гор.
Зверюшки вылезли на солнышко из нор.
На зорьке птицы звонко пели,
И ярко зеленели ели.

«Отсюда мы и нападем.
Здесь нас не ждут, и Пелий мы возьмем,-
Царь внимательно глядел на горную вершину, -
Коль будем наступать, нам солнце светит в спину.»

Часть I Глава 2. Филипп
Три дня стояло войско Александра у горы.
Не торопились, ждали до поры.
Македонская разведка дала царю отчет:
«Воды там мало, один ручей течет.
У крепости нет рва, а вала вовсе нет.
Беспечно стража спит пока придет рассвет.
В лесах звери люты,
А горы так круты.»

Три дня все войско в тренировке.
Движенья быстры, четки, ловки.
И тишина, слышна лишь одного царя команда.
Послушно выполняет волю Александра:
«Фаланга вправо, влево, копье наперевес!
За мной!» И щитоносцы, лучники, сам Александр уж на скалу полез.

Под градом дротиков, камней.
Вслед остальные от царя не отстают.

Увидя Александра, иллирийцы , в ужасе бегут
За стены крепости Пелей.
Там бы укрыться поскорей.

Македоняне окружили крепость.
Но тут случилася нелепость.
Царь зашатался и упал.
Часть I Глава 2. Филипп
В него тяжелый камень из пращи попал.

И сразу паника в войсках.
Всех охватил смертельный страх.
Надо шатер быстрей разбить.
Царь мертв, иль будет еще жить?

Иные в панике бежали.
И по дороге рассказали,
Что македонский царь убит,
И у Пелея, он лежит.

Врач осмотрел царя, костер пылает горячо.
У Александра ранены и шея, и плечо.
Филипп-врач чудо сотворил.
Царь Александр глаза открыл.
И выпил приготовленное питие.
Спокойный долгий сон, не забытье.

Друзья: Гефестион, Неарх, Эригий
От царя не отходили.
Богов о милости молили.
Прошло всего четыре дня,
Царь попросил подать коня:
«Где Букефал? И жив ли он?»
«Жив и здоров»,- ему сказал Гефестион.

Часть I Глава 2. Филипп
И вновь, по воле Александра,
Смыкает плотно строй фаланга.
К штурму готовится пехота.
Нелегкая им предстоит работа.
Иллирийский царь недоумевал.
Царь македонский штурм не начинал.
Боится или чего-то ждет?
А, может, помощь к ним придет?
Но этим был очень доволен.
Не знал, что Александр был болен.

Вокруг крепости Пелей костры горят.
В палатках у костров иллирийцы спят.
Не нападет царь Македонский, побоится.
На свежем воздухе так вольно, сладко спится!

Но в самый ночи глухой час,
Когда и уголь в кострах гас,
И стража на стенах крепости заснула,
Устало ноги протянула;
Казалось, вся природа спала,
Пора для штурма крепости настала.

Беспомощные, щитами не прикрыты,
Иллирийцы многие были убиты.
Остатки войска убегали в лес,
Как будто гнал их неутомимый бес.
Часть I Глава 2. Филипп
Погнали далее и по долинам, и горам.
Пока не разбежалось войско по домам.

Фессалийцы, иллирийцы пощады просят у царя.
Быть Македонии покорными клялись у алтаря.
Царь, еще не умея скрывать гордость,
С восторгом принимает их покорность.

Свободно царь вздохнул теперь.
В их войске почти не было потерь.
Но синяков и шишек получили много.
Но кровью македонцев не окрасилась дорога.

Места здесь сказочно красивы!
Но весть пришла: восстали Фивы.
Там македонский гарнизон
В Кадмее-крепости фиванскими войсками окружен.

От бешенства царь вспыхнул, как костер.
Между собою драться до сих пор?
Им надо персов победить, врага,
Коль им Эллада и свобода дорога.

И быстрым маршем двинулся в поход.
Фессалию за шесть дней перейдет.
Горами - в Элладу через Фермопилы.
Часть I Глава 2. Филипп
И на равнине отдых, набраться войскам силы.
Беотии граница, а там рядом Фивы.

Царь строен, только ростом мал,
Но впереди без устали шагал.
По сто пятьдесят стадий в сутки.
На отдых, не давая ни минутки.
Из воинов никто не отставал.

Сказались результаты тренировок.
Стал каждый воин силен, ловок.

Царь Александр уже забыл про Пелион.
Спешил спасти в Кадмее македонский гарнизон.
Да Фивы наказать, другим чтоб не повадно было.
Поэтому и шел так торопливо.

В Македонии

Как эхо гор разносит звуки,
Быстрее ветра летят слухи.
Приносят в Македонию, Элладу.
За них не получить награду.

«Царь Александр в Иллирии убит, -
Оттуда прибежавший воин говорит.
Часть I Глава 2. Филипп
Сам весь оборван, грязен и не брит, -
Погибли все, сражаясь, до конца.
Не вырвались из войска вражьего кольца.
Нас несколько, и мы одни спаслись.
Скрываясь, в Македонию родную добрались
О гибели царя и войска рассказать.»
Правитель Македонии Антипатр их повелел арестовать:
«Изменники, сюда пришли вы зря.
Предали Родину, друзей и вашего царя.
В темницу посадить за этакое дело.
Поверю в гибель я тогда, когда увижу тело.
Гонцов туда послать, но делать и другое.
Держать придется войско наготове.
Нельзя и Македонию покинуть.
Форпосты укрепить, к границе передвинуть.»

Царице Олимпиаде страшно стало жить.
Она приказала малую дочь Филиппа убить.
Жена Филиппа Клеопатра не вынесла муки.
Скончалась, наложив на себя руки.

И Линкестиды за братьев будут мстить.
Ее здесь не за что любить.
А вдруг отнимут у ней царство?
Опять развалится на части государство.

Часть I Глава 2. Филипп
Без сна олимпиада металась по дворцу.
Катились слезы горькие по бледному лицу:
«Мой Александр! Мой ненаглядный сын!
Дороже мне всего ты, ты у меня один!»

С кормилицей Ланикой смотрят на дорогу.
И не скрывают слез, свою тревогу.
«В Иллирии под голубыми небесами
Лежат зарублены мечами.
Для славы были рождены
Любимой Македонии сыны».

Олимпиада требует, чтоб в Иллирию с войском Антипатр пошел.
И тело Александра средь воинов нашел.
Но Антипатр не слушает, царице не понять,
Он Македонию оставлен охранять.

Им надо только ждать, когда придут гонцы.
Ждет Антипатр, ждут дети, жены, матери и старики-отцы.

Так в Македонии, не зная правды, горевали.
В Афинах, Фивах в это время ликовали.

Царит здесь радость и веселье.
«Царь Александр погиб у Пелия в ущелье.
Часть I Глава 2. Филипп
Македоняне здесь, зачем такая нам напасть?
Пора бы прогнать Македонскую власть.»
***
Царь Дарий из Персии за Элладой наблюдал.
Тотчас и золото для подкупа в Афины передал.
Он не хотел терять на побережье эллинов города.
Обычно подкупом и действовал всегда.
Но взяли золото лишь Спарта и Афины.
Все ж персов ненавидели эллины.
Ослабить Македонию мечтал Дарий всегда.
Тогда и о войне с Персией забудут навсегда.

В Афинах

На площади Афин опять шумит народ.
Сюда на Пникс оратор Демосфен идет.
Давнишний враг македонян,
Он разработал новый план.

Наряден, идет с поднятой гордо головой.
И раненого воина ведет рядом с собой.

Правитель Македонии по всей Элладе разослал послов.
А Демосфен кричит: «Гоните их без лишних слов.
Часть I Глава 2. Филипп
И нечего послов македонских слушать.
Не велика беда союзный договор нарушить.

Филипп убит, и Александр погиб у Пелиона.
Над войском у эллинов нет больше гегемона.
Вот воин раненый стоит.
Он видел сам, что Александр убит.

Слетели перья с его шлема.
Погибли все, и не увидят дома.

Из Фив должен убраться македонский гарнизон.
Ему уж приговор прочтен.
Пускай уходит добровольно.
Македонянам здесь жилось привольно.

Пусть из Кадмеи-крепости уйдут.
Или фиванцы в ней македонян запрут.
Умрут там с голоду или сдадутся.
Тогда в Элладе все над ними посмеются.»

Афины вооружались, отправили в Фивы оружия часть.
Фиванская знать там взяла уже власть.

Под покровительством Афин, фиванцы действуют смелее.
Часть I Глава 2. Филипп
Уж заперт македонский гарнизон в Кадмее.
Помогут им Афины, будут посильнее.
И отыграются за поражение у Херонеи.

Демосфен сразу бы на помощь фиванцам пошел.
Но одного оратор не учел.
Афинские граждане так обленели,
И воевать-то совсем не хотели.

Мечи и стрелы, не плеть и не палка.
Персидского золота вовсе не жалко.
Оружие послать одно,
За это золото и куплено оно.

Македоняне далеко, где-то за горами.
И не спешат, чего-то ожидают афиняне.
А македонский гарнизон в Кадмее ждет,
Когда же помощь к ним придет?
Запасов продовольствия здесь мало.
Но в походах и хуже бывало.

В смерти Александра фиванцы уверены были.
Вдали вдруг увидели облако пыли.
«Идет, наверно, Антипатр где-то за горами.
Без афинян расправимся с ним сами.»

Победу предрешили иванцы-мудрецы.
Часть I Глава 2. Филипп
Навстречу войску посланы разведчики-гонцы.

Гонцы вернулись, как ни странно,
Вождь войска носит имя Александра.
Наверно, Линкестиец Александр, и так может случиться,

Полегче будет Фивам с ним договориться.
А если царь и жив, оттуда больше месяца пути.
А за тринадцать дней от Пелиона не дойти.»

За войском далеко тянулись пыли клубы.
Сквозь пыль блестели копья, боевые трубы.
И всадник на могучем вороном коне
Перед фиванцами явился, как во сне,
Царь Македонский Александр живой и невредимый.
В бою всегда непобедимый.

Народ Фив очень удивился.
Царь Александр жив, у Фив расположился.
Лагерь македонский увидели со стен.
Их обманул проклятый Демосфен!

На помощь к ним Афины не придут.
Другие города, те тоже предадут.
Шло время, Александр не нападал.
Часть I Глава 2. Филипп
«Фиванцы образумятся», - царь Македонский ждал.

«Зачинщиков прислать ко мне» - им царь сказал одно.
Но ненависть взыграла, словно свежее вино.
Фивы отказались царя выполнить волю.
Несчастные, выбрали худшую долю.

В Беотии селенья, города
Под гнетом Фив измучились тогда.
Пришел царь Александр-освободитель,
Эллинов гегемон и повелитель.

Здесь интересы их сошлись.
Войска их в войско Македонское влились.

Их полководец Пердикка сразу на фиванцев напал.
Но отбит его натиск, от фиванцев бежал.
Фиванцы открыли города ворота.
Оттуда двинулась на македонян пехота.

Тогда свои войска царь Александр ввел в бой.
Повел этеров конных и фалангу за собой.
Фиванцы торопливо к воротам отступают.
Но македоняне их сразу догоняют.
Часть I Глава 2. Филипп
Война ворвалась в город свистящими мечами.
Горячей кровью улицы залиты под ногами.
Особенно порабощенные не жалели своих поработителей.
И убивали горожан и их правителей.

Царь видит много трупов пред собой.
Немедленно отдал приказ трубить «отбой».

Что делать с городом? Но не ему решать.
Совет городов надо срочно созвать.
Изменников пусть сами они судят.
Как совет решит, так то и будет.

Совет сказал здесь свое слово.
Решительно он действовал, сурово:
«Мужчин и женщин, и детей
Продать всех в рабство поскорей.
Правителей, еще живых, казнить.
А город Фивы до основания разбить.
Между соседями их земли разделить.»

Царь выполнил все быстро в срок.
Но приговор не по вине жесток.
Дворец поэта Пиндара сохранен.
А в Фивах снова македонский гарнизон.


Часть I Глава 2. Филипп
Перед царем лежат разрушенные Фивы.
Был город многолюдный и красивый.
В нем юный царь Филипп когда-то жил.
Любил его царя Эпаминонда и дружбой дорожил.

«А храм Диониса?» - спросил вдруг Александр тревожно
Разрушен? Как это возможно?
Геракла храм оставлен, не забыт.
Дионис не простит, что храм, его разбит.»

Царь сразу вспомнил: дома в Пелле
Бог златокудрый на полу –
Мозаика «Дионис на пантере».
Ребенком, встав едва с постели,
Он затевал с ним бесконечную игру.

Теперь же страшно от такой потери.
Предчувствие сдавило грудь:
«Дионис отомстит когда-нибудь!»

Афины в ужасе застыли.
О том, что помогали Фивам не забыли.
Но царь по-своему решил:
Афины осознали, Афины он простил.
И ничего не получил взамен.
Часть I Глава 2. Филипп
Сбежали из Афин враги: и Харидем, и Демосфен.

Встреча с Диогеном

«Не все ж бои, война, измена.
Пошли, посмотрим Диогена! –
Царю сказал Гефестион –
Здесь близко проживает он.»

Из-под зерна пифос огромный.
Сидел старик в одежде темной.
Морщинистый и весь седой.
Но мускулистый, словно молодой.
На шерстяном плаще босые ноги.
Грязны, привычные к дороге.
Пытливый и суровый взгляд.
Богатый юношей он оглядел наряд.

Молчал и ждал, что ему скажут.
Ведь он не воин, не прикажут.

«Я царь, что получить ты хочешь от меня?
Нельзя так жить день ото дня.
Полезный верный дай совет.
Ведь мне еще немного лет.

Часть I Глава 2. Филипп
Проси что хочешь, Диоген,
Скажи, что дать тебе взамен?
Построю новый светлый дом.
Ты будешь жить спокойно в нем.»

«Зачем мне это, государь?
И мне не надо ничего.
Я попрошу лишь одного -
Не заслоняй мне солнце, царь!»
«Ты мне понравился, старик,
Хоть у тебя и злой язык.
Кто просит у меня земли,
А кто построить корабли.
Не все ж тепло, настанут холода.»

«Накроюсь я плащом тогда.
Я закаляю свое тело,
Чтобы не ныло, не болело.
Одно я точно это знаю:
Коль не имею, - не теряю.»

«Ты мудр и стар, зачем так жить?
Прекрасно Родину любить.
Я возвеличу Македонию свою.
Смогу без жалости и жизнь отдать в бою.
Я завоюю другие земли, города.
Останусь воином всегда.»
Часть I Глава 2. Филипп
А Диоген твердил одно:
«Средь гор из трупов пить вино?
Шутить, смеяться? В чем победа,
Где реки крови? Ты не ведал?»

«Такой вопрос таит коварство.
Хочу построить государство,
Дороги к городам, старик,
Единый для людей язык!

В почете будут в нем искусства.
Исчезнут низменные чувства.
И будет мир на всей земле!
Коль доживешь, поверишь мне.
Хотя сейчас и льется кровь.»
«А люди?»

«А люди народятся вновь.»

«Чего ты, царь, хочешь добиться?
Народы не хотят смириться.
Нужна свобода, а не рабство.
Война - не лучшее лекарство.»
«Не был Александром, непременно,
Старик, я стал бы Диогеном!»

«Останусь Диогеном я,
Часть I Глава 2. Филипп
Двух Александров не выдержит земля!»

Царь Александр вдруг преклонил колено,
Склонился низко к Диогену.
В пожатьи дружеском сплелась его рука
С рукою крепкой, не по годам, у старика.

Дома

Царь снова в Македонии родной.
Вернулся через год сюда домой.
Встречала мать вся в драгоценных украшеньях,
Добытых сыном в боевых сраженьях.

Но гордая, какая б не была,
Скрыть слезы радости от встречи не смогла.
Царь тихо ходит в Пелле по дворцу.
Улыбка радости и грусти бродит по лицу.
Вот мегарон, где отец Филипп с друзьями пировал.
А вот и зал, где мальчуганом он играл.

Мать рядом, не спускает с него глаз.
«А где жена отца Филиппа Клеопатра?» -
Спросил мать Александр в который раз.
Об этом спрашивал и Антипатра.

Часть I Глава 2. Филипп
«Она повесилась, так ей и надо.»
Зло усмехнулась мать Олимпиада.
Сказала, будто одолжила.
Ее слова звучали лживо.

Вдруг Александру стало грустно и тоскливо.
«Наверно, мать здесь руку приложила.»

Потом Гефестион стал успокаивать царя:
«А сколько воинов погибло в битвах зря?
Друзья погибли и враги.
Царь, не горюй, ты царство береги.

А сколько воинов ты порубил своей рукой?
А из-за немилой Клеопатры ты потерял покой.
Мы богу Зевсу и Гераклу жертвы принесем,
Потом на пир с тобой пойдем.
В честь войска Македонского устроен этот пир.
А ты, царь Александр, для воинов кумир.
А после, нас забота ждет;
Готовиться на Персию в поход.»

Царь с благодарностью смотрел на Гефестиона.
В словах его нет никогда пустого звона.
И для него всегда царь прав.
Приветливый у друга нрав.

Часть I Глава 2. Филипп
Свет ясный темно-синих глаз,
Он успокоил Александра и сейчас.
Гефестион и в битвах рядом с ним.
Гордится Александр советником своим.

Глаза Гефестиона так огромны,
А речи все почтительны и скромны.
Могуч и строен, как атлет,
Казался старше своих лет.

Повсюду с Александром во все дни.
Всегда чуть сзади, чуть в тени.

Набор текста: художественный рук-ль
ГУК «Толочинский РЦК и НТ» Таберка Н.И.

В краю высоких гор
Олимпа на вершине
Не видит смертных взор
Там райский сад доныне.

Средь песнопений и забав
В нем небожители гуляли.
В шелках вечнозеленых трав
Босые ноги утопали.

Дул с моря свежий веторок,
Гнал в райский сад прохладу.
Судьба ж готовила свой рок –
Преграду иль награду.

В раю в любое время года
Такая чудная погода!
Цветы богини собирали,
Себя венками украшали.

Амброзия была их пищей,
Нектар в бокалах золотой.
Ведь от добра добра не ищут:
Быть вечно юной, молодой!
Одна богиня Гера скучна,
Сидит печальна и бледна,
Доселе с мужем неразлучна,
Сегодня им унижена.

Ее, бессмертную богиню,
Зевс обманул с женой земной.
Родится сын, царем отныне
Эллады будет дорогой.

Перекрывая шум и гам,
Сам Зевс сказал вчера богам:

«Родится у Персея сын,
Моей он будет крови.
Могуч, велик, как исполин,
И родины героем.

Пусть Мойры жизнь ему соткут
Из самой прочной нити.
Пусть годы долгие идут
А Вы его храните.»

Я вижу, очень тому рада
Сестра любимая Паллада -
«То Зевс великий повелел!» -
«Не будет так как ты хотел.
Иной получит сын удел.
Пусть будет превосходство,
Не будет первородства.»
У Геры бешеной затея.
Два сына у царя Персея:
Один и молод и красив,
Давно живет с женой у Фив;
Другой в Микенах у отца.
Их семьи жаждут первенца.
Так та, что носит Зевса семя
Родится чуть-чуть в иное время
У сына ж раньше, что в Микенах
Пребудут в царстве все колена.

Богиня Гера повелела:
«Да будет так как я хотела!»

А тот, из Фив, Гераклом будет
Его бог Зевс и так полюбит.

Измену Зевсу не простила
С лихвою Зевсу отомстила.

Как была счастлива семья
Когда родились сыновья!
Геракл младенец был могучий,
О том рассказан этот случай:

В щите царя младенцы спали,
Чтобы сильней, могучей стали.
В ночи спокойно спали дети
Мелькнуло что-то в странном свете.

Голубовато-серебристом.
В нем пробегали быстро искры.

По полу вились змеи черны
И, злому умыслу покорны,
По повеленью самой Геры,
Не знавшей ненависти меры,
Вползли сюда, чтобы убить,
Чтоб сына Зевса погубить.

Ползли не оставляя след.
Над ними вился этот свет.
Головки острые подняли,
Как будто жертву выбирали.

Гераклу ножки обвивали,
Тугие кольца душить стали
Зашелся в крике брат-близнец.
С мечом в руках вбежал отец.

Брат со щита на пол упал.
Вдруг свет таинственный пропал.
Царь закричал: ”0, мои дети!"
Как две расплетенные плети
За шеи змей Геракл держал,
Геракл так крепко шеи сжал,
Ладошки с силой царь разжал.

Брат в темном уголке дрожал,
От страха тоненько визжал.
Геракл же весело смеялся,
Он победителем остался!

Но, как всегда,
Бежало время, как вода.
За добрый нрав, за ум и честность
Геракл имел в стране известность.

Мужал Геракл, земная сила
Его лелеяла, растила.

На год, примерно, двадцать пятый
Явился от царя глашатай:

«Лев бродит по долине страшный
Для населения опасный.
Царь повелел его убить.
Иначе как народу жить?
В Микенах Еврисфей живет
И твоего ответа ждет.»

Гераклу снится вещий сони.
Стоит на перепутьи он.
Но по какой идти дороге?
И сердце замерло в тревоге.

Две женщины топтали пыль дорог.
Идут спеша и не жалея ног.

Одна изнежена, стройна.
Другая чуть повыше и бледна.
Одна раскрашена, полнее,
Гераклу бросилась на шею.

Цветное платье развевалась,
Лицо веселое смеялось:
«Людьми, допущена неточность,
Они зовут меня Порочность.
Ношу я имя просто Нега.
Мое лицо белее снега.
Румянец - алая заря.
Жизнь проведешь шутя, не зря.

В вине, как в озере купаться.
Гулять и на траве валяться.
Bce женщины сойдут с ума.
И первой я сойду сама.
Что лучше? Выбирай скорей!
А сколько будет тут друзей!

От маскарадов, разных, масок,
Устанешь от пиров и плясок
Уснешь на пуховой постели,
Ну, выбирай же в самом деле.»

Был скромен на .другой наряд,
Сиял отвагой гордый взгляд:

«Чтоб жить в достатке, не гордись,
С утра до вечера трудись.
С прямой дороги не свернуть,
Ведь к власти, славе труден путь.

В защиту родины своей
Ты живота не пожалей.
Для войн ты тело укрепляй,
А ум в науках изощряй.

При достиженьи славы, власти
Не избежать беды-напасти.
Будь добр к родным своим, друзьям
И честен, справедлив к врагам.»

«Смотри, как труден будет, путь,
Уж лучше про него забудь», -
Гераклу Нега прошептала.
Сказала это и... пропала.

Пока другая говорила
Ее совсем преобразило.
Кто под личиною скрывался?
На голове шлем оказался.

Знакомые увиделись черты
Необычайной строгой красоты.
Копье и щит, а на груди – Горгона.
Кольчуги лишь не слышно и звона.

«Дорогой этой идти надо.»
Геракл опомнился: «Паллада!»
На бок невольно повернулся
И окончательно проснулся.

«Товарищ верный, Иолай!
Скорее сон мне разгадай!

Нас не удержат дома стены.
Мы завтра же идем в Микены.
Хоть царь в Микенах мне и брат,
Служить ему я буду рад.»
***
Средь чащи шел Немейский лев.
В косматой гриве страшен зев.
Хвост бьется плетью по бокам.
Вот разорвет всех по клокам.

Раздался льва раскатный рык.
Оскал зубов, кровав язык.
Геракл послал стрелу из лука.
Но что такое, что за штука?

Стрела от шкуры отлетала
Надежней, крепче щита стала.
Не знал, волшебна шкура груба.
Схватил он палицу из дуба.

Теперь себя вооружил
С размаху череп размозжил.

И, как железными тисками,
Сжал горло сильными руками,
Пока тот в них не захрипел
И дух нечистый отлетел.

Как волны катятся на сушу,
Взвалил на плечи эту тушу.
И, как тяжелая волна,
Земли касается она.

Явился во дворец к царю:
«Мной лев убит, я Вам его дарю.»
Но царь так сильно испугался,
Под винным чаном оказался.
От страха задыхаясь тихо:
«Возьми себе ты это лихо.»

Тогда Геракл с друзьями вместе
Снял шкуру, выдубил на месте.
С тех пор от стрел его спасала,
Врагов заклятых устрашала.

Носил и в зной и в холода,
Не расставаясь никогда.
Царю Геракл верно служил,
Свой первый подвиг совершил.
***
Геракл за дружеской беседой
Сидел за праздничным столом.
Друзья поздравили с победой
Над страшным немеейским львом.

Без стука двери отворились,
Вошел слуга царя Копрей.
Наверно, Дело появилось,
Что ли в поход идти скорей?

Иль царь придумал службу мне?
«Геракл, иди к источнику Лерне.
В болоте гидра вредная засела,
Овец она полстада съела.
Убей чудовище такое.
Пусть пастухи живут в покое.»

«Геракл, не будешь ты сердит, -
Товарищ верный говорит, -
С тобой поеду в колеснице.
Я буду у тебя возницей.»

«Согласен, Иолай, с тобою
Давно мы связаны судьбою.
За дружбу сердце я отдам.
Делить все будем пополам.»

Лерне - источник светлый, чистый.
Ручей струится серебристый.
Плыть дальше помешало что-то.
В конце ручья растет болото.

Вот тут-то гидра притаилась.
Она чуть-чуть пошевелилась.
Лежала гидра в яме глубоко,
Все ж головы торчали высоко.

Достал Геракл неторопливо,
Носил всегда с собой, огниво.
Зажженная от факела стрела,
Пронзила шею гидры, обожгла.

Все головы, а девять их всего,
Шипя, глядели прямо на него.
Горящие летели стрелы,
Впиваясь крепко в гидры тело.

Шипя, из ямы выползала,
Гераклу ногу обвивала.
Головки вертятся, шипят,
Все девять укусить хотят.

Срубил одну отточенным ножом,
А шея извивается ужом.
Кровь смрадная, густая полилась.
Внутри же шеи что-то шевелилось.

Две головы из шеи народились!
Другую отрубил, еще две появились.
Одиннадцать голов теперь напало.
Геракла шкура льва, одна она спасала.

Бороться уж невмоготу.
Вдруг кто-то укусил за левую пяту.
«Ты, Гидра, делаешь не так.
К тебе на помощь приполз Рак.

Один коль если на один,
Себе здесь каждый господин.
То невеликая беда.
Зачем же рака позвала сюда?

Ко мне! На помощь, Иолай!
Да стань вот тут на этот край.
Рублю я шеи, их ты прижигай!
Да факел поплотнее прижимай!»

Среди отрубленных голов
Валялось тело гадкой Гидры.
Что ж, отдохнем после трудов.
Болит пята, но боль,
Боль никому не видна!

Трава от крови почернела,
Сгорела натло, до золы.
«Я выну желчь из Гидры тела
И кончик каждой намочу стрелы.

Я силен так, теперь не скрою,
Зачем мне головы рубить.
Одною маленькой стрелою
Врага смогу я погубить.

Будь осторожен, Иолай,
По сторонам-то не зевай.
Положим стрелы все в колчан.
Они страшней, чем ятаган.

Вон голова, все шевелится.
Пошли, дружище, к колеснице.
Доложим царскому гонцу,
Что дело подошло к концу.»

Но, уходя, камней набрали
И ими Гидру забросали.
«Я эту гадость помнить буду, -
Взглянул Геракл на камней груду, -
Теперь не вылезет оттуда.»
***
В Тиринф, домой, да поскорей,
Увидим наших матерей.
Пока мы совершали битвы,
Нас охраняли их молитвы.

Свиданье с нами для домашних
Так коротко, как день вчерашний.
Опять с тревогой у крыльца
Увидел царского гонца.

Копрей с насмешкой произнес,
Словно отраву преподнес:
«Пойдете с Иолаем вы опять.
Царь повелел вам птиц каких-то отстрелять.
У рощи черных тополей,
От озера Стимфальского левей.»

«Наслышан я о птицах, Иолай.
С собою лук и стрелы собирай.
Туда совсем недолго нам идти,
Примерно, пара дней пути.

И эти птицы песен не поют.
Кого увидят - сразу заклюют.
Летают стаей, знать не очень смелы,
Их медное перо остро, как стрелы.»

Лежало озеро в долине
Средь горных круч, как райский сад в пустыне.
А вширь раскинулось свободней,
Стекая вглубь до самой преисподней.

Тягучая густая мгла
На воду озера легла.
Отяжелела сразу голова,
Застыли на устах слова.

Герои пали в траву ниц,
Не слыша шума крыльев птиц.
Сейчас сорвутся перья-стрелы,
В траве вдруг что-то загремело.

«Смотри, Геракл, тут погремушка,
Откуда здесь, мой друг, игрушка?»
«Паллада помогает нам!
Натянем луки по врагам.»

Сползала одурь, как туман.
Ползет из ада тот дурман.
Вскочили на ноги друзья:
«Нет, победить нас так нельзя!»

И сразу посветлели лица -
Убитая качалась птица
На темной пенистой волне,
Тонула в мрачной глубине.

Вокруг светлее сразу стало,
На небе солнце засияло.
Но только в озере волна
Бурлила мрачна холодна.

Все ж неприветливы места!
Как давит эта пустота!
Мы дело сделали с тобой.
Пора и нам идти домой.
***
Геракл в Микенах с Иолаем.
Им жизнь казалась просто раем.
Охоту чередовали сами
На состязания с друзьями.

Копье метнет кто дальше всех,
Во всем сопутствовал успех.
Так целый год уже прошел.
Опять его Копрей нашел:

«Теперь иди, Геракл, достань
В горах Эллады бродит лань.
По склонам Аркадийских гор
Ее все видят до сих пор.

Красива очень или врут?
Лань Керинейскою зовут.

Крестьяне уж давно роптали,
Что их посевы растоптали,
Сглодали лозы винограда.

Геракл, поймать живую надо
И привести ее царю.
Тебе я ясно говорю?»

«Убил я льва и Гидру тоже.
Что ж, отказаться мне не гоже.
Конечно, мы с тобой не робки.
Но кто проложит в горах тропки?

Их нам придется проложить,
Чтоб Еврисфею услужить.

Коль скоро выйдем на охоту,
Нам надо выполнить работу.

Бери с собой пилу, топор,
Лом, лук и тяжкий молот.
Трудна дорога к сердцу гор,
Хоть силен, смел и молод.

Не царь придумал службу мне,
А все разгневанная Гера.
Крестьяне молятся Земле,
Богиня леса полна гнева.

То Гера приказала Артемиде
Послать в поля прелестнейшую лань.
Чтоб люди, как богине правосудия Фемиде,
Молитвами ей возносили дань.»

Та лань краса Керинейских гор.
Из золота рога, серебряны копыта.
Царь вынес ей суровый приговор:
Свободы будет лишена, хотя и не убита.

Тяжел их труд, ни ссор, ни лени,
Не нанося дружбе урон,
Вот за год выросли ступени
К горе скалистой с двух сторон.

Стояла лань на фоне сини
На острой каменной вершине,
Шерстинкой каждою горя,
Цвета морского янтаря.

Блестели золотые рожки.
Чеканные копытца, как сапожки.
Стояла статуэткой в божьем храме,
Картиной дорогой в небесной раме.
Глаза большие с поволокой.
К Гераклу повернулась боком.
Светились серебром копытца.
Скалы отвесная граница.

Рванулась в миг на край дорожки.
Мелькнули стройной лани ножки.
«Сорвется в пропасть! Вот проклятье!»
Прыжок! - Геракла мощное объятье!

«Друг Иолай, здесь на вершине
Мы славно дело завершили
В краю высоких Аркадийских гор.
Какая красота! Какой кругом простор!

Вон, в стороне клубятся облака,
Блестящей змейкой кажется река.
И всюду камень крепкий, а не воск,
Крутые склоны, розовый вереск.

Все рушит солнце жаркими лучами
Да грозные ветра. Рассыплются песками.
Как небо сине! Высоко!
А как же видно далеко!

Мне ждать до следующего раза,
Идти до славного Кавказа.
Прикован к скалам Прометей.
Добыл огонь он для людей.
А сколько вынес он плетей!
Теперь страдает, но живет.
А печень злой орел клюет.
Ее склюет - вновь отрастает,
И снова хищник прилетает.

Но не пробил еще тот час.
Пошли, окончен труд для нас.»

Обвив веревкой лани рожки,
Они спускались по дорожке.

Звенели по камням копытца.
Вдруг видят рослая девица
С копьем и луком за спиной.
Сияет нимб над головой.

Навстречу прямо к ним идет.
Геракл глядит и узнает:
Это богиня Артемида.

Как человек, того же вида.
Идет красива и стройна,
Печаль в лице ее видна.

«Зачем нарушил тишину
Ты голосом теснины гор?
Тебе я ставлю все в вину
Иль мал полей простор?

Геракл, душой ты, знаю, чист,
Не изомнешь напрасно лист.

Придут подобные тебе,
Но злы, полны коварства.
Ох, эти смертные! Вполне
Испортят мое царство.»

«Не бойся, люди не придут.
На склонах скот они пасут.
Знай, Артемида, люди не горды.
Как тяжелы у них труды!
Скудна, бедна их пища.
Просты, ветхи жилища.»

«Геракл, ты словно Прометей,
Как ветер чист, что у моих полей.
Как любишь ближних, и готов
Нести их груз без лишних слов.

Ты выбрал верную дорогу.
Лань принесите в жертву богу.
Душа ее придет ко мне
В мой рай, уже в иной стране.»

Погладив нежно лани рожки:
«Ты подожди еще немножко,
Мы не расстанемся с тобой.»
Кивнула русой головой.
Исчезла, как туман лесной.

Царь этой лани не боялся.
Геракл опять один остался.

Мысли вились у Прометея.
/Не знал Геракл про ту беду,
Что Прометей уж был в аду/

Кто из богов, не пожалея,
Свое бессмертие предаст,
Кто душу вечности отдаст?
Тогда лишь только Прометей
Избавится от тех цепей.

Гераклу тот вопрос не ясен.
«Кто ж из богов будет согласен
В аду Титана заменить,
Того сам Зевс благословит.» -
Так Артемида говорила.

За лань свою она простила.
Не знал Геракл, что есть такой,
Да близко так - подать рукой.
***
Богиня Деметра людей труду учила.
А Мать-Земля плоды растила.
Давили сок из винограда.
Но не всегда в вине отрада.

Геракл все промышлял охотой,
Считал ее своей работой.
Повсюду с Иолаем вместе,
Как голос неразлучен с песней.

Опять Еврисфей шлет гонца.
Царя приказам нет конца.

Сам хил, неловок, трусоват,
Даже, признаться, глуповат.
Но наделен от бога царством,
Годами правит государством.

Все это злобной Геры козни!
Не будет между ними розни.
Геракл, как раб, царю послушен,
А к власти вовсе равнодушен.

Теперь Зриманфского вепря ему изловить.
Покрепче сеть придется свить.
«Ну что, Геракл, ты загрустил?
Затратить много надо сил!»

«Да, Иолай, ведь мне известно
Кентавры охраняют это место.»
«Кентавры? Кто они такие?»
«О, это демоны лесные.

Грудь, голова, как у людей,
А круп и ноги лошадей.

Так что не знаю как мне быть.
Вино-то любят они пить.
Они свирепы и умны,
Их опасаться мы должны.

Один из них кентавр Хирон,
Учился у него Ясон.
Да Фолос, они только добры.
А остальные очень злы.»

Есть много чуда в поднебесья.
Ты слышал о слепце Тересии?
Правидец он, живет много веков.
И многое сбылось с его правдивых слов.

Рассказ его об Иксионе,
Тот был тогда на царском троне.
Он первым пролил родственную кровь.
Виною в этом жадность и любовь.

Не заплатил он за жену вено,
Так выкуп звали в Греции давно.
В лес ложью тестя заманил,
Да в волчьей яме и убил.

Покаялся. Сам Зевс его простил.
Вот Иксион ему и отплатил.
Он захотел, прими это на веру,
Похитить жену Зевса Геру.

Тот догадался, приблизил тучку, что плыла.
Та облик Геры приняла.
И вот наивный наш герой
Жил с мнимой Герой, как с женой.

У них и появились дети.
Таких-то нет на белом свете?
Непостоянны, как Нефела. У тучки ж
Вид любого тела.

Как Иксион подлы и лживы,
Как люди-лошади красивы.
Такая-то пришла к нам весть:
«Кентавры поселились здесь.»

Бежит тропинка-паутинка.
Поля разрытые кругом.
Зверь обнаглел и ходит днем.

Вдали кентавры луг топтали.
В предгорьи пышная трава.
Ругались или хохотали,
Геракл не разобрал слова.

Поговорить о своем деле
Спешил скорей к одной пещере.
Знакомый жил кентавр Фолос.
Поможет разрешить вопрос,
укажет вепря где найти
И как собратьев обойти.

На запах пищи и вина
Толпой кентавры прискакали.
Над ними Туча-мать темна.
Кидаться на Геракла стали.

Тот убивал их булавой,
Крутя ее над головой.
Пускал отравленные стрелы.
И одна Хирона невзначай задела.

Заплакала их Туча-мать,
Что дети будут погибать.
Размокла почва, скользкой стала.
Толпа кентавров ускакала.

Недобрым словом вспомнив Геру,
Внесли Хирона вновь в пещеру.
Геракл склонился над Хироном
С полным раскаяния поклоном.

«Ах, как хотел я повстречаться,
Хотел я мудрости набраться.
Пойми, случайная стрела
Тебя на гибель обрекла.»

«Прощаю», - прошептал Хирон, -
«Фол, знаю не виновен он.
Но долог будет час разлуки,
Обрек меня на вечны муки.
Ведь я бессмертен, как и бог.
Уж лучше б мне успокоенье,
Чем бесконечное мученье.»

«Хирон, та хочешь, чтоб помог
Переступить смерти порог?
Иди в Аид да поскорее.

Там будешь вместо Прометея,
И это не моя затея.»

«Согласен», - прошептал Хирон.
Затих, издав прощальный стон.

«Такая малая стрела,
А жизнь Хирона унесла.
Ах, почему? И сам не знаю
Друзей любимых я теряю.»

Стрела же, выскользнув из рук,
Упала, умертвив Фолоса.
Геракл не видел его мук,
А тот не слышал и вопроса.

Потом сам вепря изловил,
Крестьянам ближним подарил.
Чтоб отнесли потом к царю
На жертву богу, к алтарю.

Так после гибели Хирона
По приглашению Ясона,
Как птица вольная в полёт,
С "Арго” отплыл на много лет
С сынами буйными Борея.
Чтобы увидеть Прометея
И привезти Руно Златое.
Да, это дело непростое.
***
Когда ж гонец от Еврисфея?
Ждал с нетерпением Копрея.
Вот, наконец, пришел приказ.
Что ж ему делать в этот раз?

Только ему благодаря
За день очистить и от навоза
Конюшни Авгия-царя.
Возможно, чести тут угроза?

Освободит ли стойла эти?
Они не чистились года!
Имел царь думу на примете,
Геракла извести тогда.

Царь Авгий высмеял его:
«Ты не добьешься ничего.
Лопатой чистить целый год,
А, может быть, и два пройдет.»

К горе конюшни прилепились,
Стеною камня оградились..
Ручьи, стремительно журча,
Сбегали с горного плеча.

Спешили к бурному Алфею.
«Труда теперь не пожалею,
А изменю реки русло.
Так, царю Авгию назло.

Река взревела. Прорвалась.
В иное русло ворвалась.
Смела навоз из всех конюшен,
Почти строения разрушив.

«Ну, Иолай, пора домой!»
Вечерней сумрачной порой,
Скрывая злобу и досаду,
Царь Авгий выставил засаду.

В горах племянники засели
Убить Геракла захотели,
Но полегли, убиты сами,
Своими мнимыми врагами.

Не делает царю то чести.
Геракл сам с Иолаем вместе
Вернулись покарать царя.
Нельзя жить подлости творя.

В Элиде Авгия убили,
На трон же сына посадили.
Геракл всем жителям сказал,
Что только подлость наказал.
А трон царя отходит сыну,
Теперь страну вашу покину.
***
«Ты помнишь это, Иолай,
Когда мы почти спали
И птиц у озера Стимфалийского
с тобою ожидали?

Моя душа, покинув тело,
В подземный мир тихонько улетела.

Там, среди призраков, понравился один,
От гнева матери своей погибший сын.
Прекрасным видом, благородством речи.
Его отец Эней живет здесь недалече.

У брата на земле сестра осталась.
Кому она женой досталась?
Быть может мне понравится она?
Пора жениться тож, и мне нужна жена.
***
У Коледонского царя дворец полон гостей.
От женихов отбоя нет, как от дурных вестей.
Но связан клятвой роковой,
Как звонкой цепью золотой.
Всех женихов он гонит прочь.
Тревожится, как дочери помочь?

Ах, это было так давно,
Уж плохо помнится оно.
С охоты ехал царь Эней
Домой с дружиною своей.

Река Алфей бурлила воды.
Ну как идти против природы?
Не помолясь, заехал в реку.
А много ль надо человеку?

Река, как дикая тигрица,
Волнами над царем глумится.
Чуть-чуть не утонул Эней,
Его спас бог реки Алфей.

За то потребовал с Энея,
Чтоб тот отдал, не сожалея,
То, что дома-неведомо.

Не знал Эней, что в эту ночь
Родилась Деянира-дочь.

Прошло с тех пор семнадцать лет,
Пришла пора давать ответ.
Сразится кто с богом Алфеем?
Кто победит, не оробеет?

Кто победит на поле боя,
Тот уведет и дочь с собою.
Геракла тут надежна сила,
И Деянира молитвой Зевса попросила.

Широкий вытоптанный круг.
Собрался тут народ с округ.
Геракл, стоит, в средине круга –
Алфей, и смотрят друг на друга.

Меняет образ свой Алфей:
Перед Гераклом шипит Змей,
То человек стоит, то бык.
Геракл к чудовищам привык.

Сломав, закинул бычий рог
В реку за пенистый порог.
Геракл быка сильно избил,
Что тот пощады попросил.

В Тиринф с невестой молодой
Тотчас отправился домой.
Но на пути лежит река
И широка, и глубока.

Не переплыть вдвоем им вместе.
Геракл подумал о невесте.

Откуда-то кентавр примчался,
/Тогда в живых у один остался/
Широкоспинный кентавр Несс.
Схватил невесту и понес.

На берегу Геракл остался.
Но он и тут не растерялся:
Послал стрелу ему вдогонку.

Несс раненый все ж перевез девчонку.
Шепнул ей что-то на ушко.
А что, Геракл не слышал - далеко.

Стрела отравлена была
И жизнь кентавра унесла.
Геракл и Иолай потом
Переплыли реку вдвоем.

В Тиринф в тот день же добрались.
И мирно в доме ужились.
***
Жена Геракла, Деянира,
Дороже всех сокровищ мира.
Геракл был счастлив наконец.
Опять пришел Копрей-гонец.

«Далеко в море остров Крит.
Так Еврисфей тебе велит
Поймать быка, сломал тот стены,
И привезти его в Микены.

Тот бык увез царевну в море,
Принес для Агенора горе.
Кадм-брат, его искать послали,
Пропал, погибшим посчитали.

Женою там Европа стала.
Детей за годы нарожала
Для бога Зевса самого.
Больше не знаю ничего.

Знай, этот бык обезумел.
Царь Минос изловить велел.
Но все боятся забодает,
Чтоб ты поймал быка желает.»

Корабль отчалил от причала.
Волна искристая играла,
Сверкая пеной кружевной.
Сиял диск солнца золотой.

Гребцы на весла налегли,
И берег сник, исчез вдали.
Достичь бы Крита поскорей.
Вдогонку им летел Борей.

Вдруг налетел безумный шквал.
Корабль, как щепку зашвырял.
То опускал, то поднимал
На гребень свой соленый вал.

В безумной шалости своей
Свистел и завывал Борей,
Разбил корабль и присмирел.
Домой на север улетел.

Но пожалела их волна,
На берег вынесла она.
Геракл с друзьями на земле
В чужой далекой стороне.

Песчаный берег. Пены шнур
Так бел и нежен, мягче шкур.
Деревья странные стоят,
Их листья перьями висят.

Ствол длинный, голый и тугой,
Покрыт чешуйчатой корой.
Растут так близко у воды.
Вкусны и нежны их плоды.

И люди, странные живут.
Они не сеют и не жнут.
Царь правит ими, сын Земли.
Его Антеем нарекли.

Как царь Антей к ним отнесется?
Страна та Ливией зовется.

«Возьмете все, что захотите,
Коли меня вы победите.» -
Ответил грубый великан.
Геракл стоял, как истукан:

«Ведь помощь - долг гостеприимства.»
«Ну ты, давай без подхалимства.»
«Я вижу ты не Прометей,
Добра не хочешь для людей.

Просил я помощь оказать,
Теперь придется наказать.
Давай сразимся коль желаешь:
Или найдешь, иль потеряешь.»

Трижды на землю Антей пал,
Касался ей и вновь вставал.

Гераклу стало вдруг понятно:
Черпает силы, вероятно,
От своей матушки-Земли.
Теперь держись, Антей, смотри.

Над головой поднял Антея.
Собрав все силы, не жалея, душил
Пока тот дух не испустил.
Тогда на землю опустил.

Опять в пути. Опять дороги.
Устали плечи, руки, ноги.
Когда ж вернемся мы домой?
Нил плещет мутною волной.

И в эту муть.
Так страшно людям заглянуть.

Торчат глаза из-под воды.
От крокодилов жди беды.
Зубастая раскрылась пасть.
Тут ни за что можешь пропасть.

Цветы, как восковые, у реки.
Там, где пореже, тростники.

Прекрасный розовый лотос
Из водной глади здесь возрос.
В нем спрятан пестик золотой,
Глядит в свод неба голубой.

Тростник высокий и густой.
На берегу алтарь пустой.

Народ в Египте просвещенный.
Корабль нам нужен оснащенный.
Просить мы будем у царя
Отплыть, когда взойдет заря.

Случилось все наоборот.
Здесь неприветливый народ.
Царь повелел их всех связать,
Как жертву на алтарь отдать.

Не дал им вымолвить и слова.
Исполнить все была готова
Толпа жестоких палачей.
Игра здесь стоила свечей.

На кон поставлена их жизнь.
Геракл напрягся, ну держись!
Ремни рвались, как нить ткача.
Убил царя и палача.

Ушли нетронуты врагами.
Земля пылила под ногами.

У берега корабль нашли.
На Крит тотчас же отплыли.
Так после бед, больших лишений,
Сюда дошли без приключений.

Их встретил радостно Минос,
Пропитанных ветрами, солью.
Венок Гераклу преподнес
И поделился своей болью:

«От белого быка спасенья нет.»
Собрались люди на совет.

В ложбинках спрятана засада.
Геракл же выгнал коров стадо.
Бык вышел к ним - искать не надо.

Геракл накинул мигом сеть.
Сбежались жители смотреть.

Быка на судно погрузили.
Корма и воду не забыли.
Без приключений до Микен
И до конюшен царских стен.

Но и оттуда бык сбежал.
Служитель слаб, не удержал,
Хотя на помощь людей звал.
Но этого Геракл не знал.

Спешил в Тиринф к себе домой.
Хотелось встретиться с женой,
Обнять родную свою мать
И друга, к сердцу всех прижать.

В нем радость распирала грудь.
Он шел домой на всех взглянуть,
О чем мечтал в тиши ночей –
Увидеть свет родных очей.

Дверь Деянира отворила,
Ласкаясь, тихо говорила
Гераклу нежные слова.
Взяв руку в спальную вела.

В их комнате, у их постели,
Лежал младенец в колыбели.
К нему и подвела отца.
Геракл увидел первенца.

Счастливый миг его настал.
Сынок его спокойно спал.
Над ним недолго постоял,
Геракл мудрее, старше стал.

Недолго бык гулял на воле.
Убит на Марафонском поле.
Убил его герой Тесей.
Дождался и Геракл вестей.
***
Спокойствию пришел конец,
Явился к ним Копрей-гонец:

«Царь не нашел тебе замены.
Так приведи сюда в Микены
Коней Фракийского царя.
Поторопись, не мешкай зря.»

«Зачем царю чужие кони?
Не избежать тогда погони.
Ну что ж, Еврисфей повелел.
Исполню то, что он хотел.»

Принес сначала жертву богу.
Потом отправились в дорогу.

Но, как всегда, греки схитрили
На жертву, кости отделили,
Кишок немного, все сожгли.
Запасы мяса обрели.

«Ну, Иолай, теперь пошли.»

Их Деянира провожала.
Слезинка светлая сбежала
С ее прекрасного лица.
Страданьям не было конца.

Хотя друг другом и любимы,
Любовь и грусть не отделимы.
Глядела молча долго вслед.
Разлука. А на сколько лет?

В Фессалию ведет дорога.
Свернули в сторону немного.
Зашли проведать и Адмета,
Там переждать ночь до рассвета.

А так же о конях расспросят.
Ночлег-то за собой не носят.
Улыбкой встретил их Адмет,
Но глаз печален, грустен свет.

Гераклу слуги рассказали
Причину и предмет печали:

«У нашего царя служил сам Аполлон.
За пролитую кровь ждал искупленья он.
И целый год работал у Адмета.
Хотел продлить ему земную жизнь за это.

Бог Смерти то условие принял,
Но только Аполлону так сказал:

«Пусть в этот день назначенный ему,
Подвластный только богу-Зевсу самому,
Умрет отец иль мать его сама
А согласилась умереть жена.»

Вот потому печален царь Адмет,
На белом свете такой Алкесты нет.»

«О, Зевс! Я пел и веселился.
Мой друг Адмет жены лишился.
Из уважения молчит.
Алкеста ж крепко в гробу спит.

Пойду в гробницу посижу
И на Алкесту погляжу.»

Сам не подал царю и вида,
Что видеть хочет посланца Аида.
Чтоб душу взять тот прилетит,
Та с ним навеки отлетит.

Геракл укрылся за гробницей.
Следил за темнокрылой птицей.
Танат припал губами к алтарю
/Туда крови ягненка налили,
Чтоб духи вволю попили/
«Теперь подарок сделаю царю.»

Схватил Таната сильными руками,
Как мощными железными тисками:
«Алкесты душу надо возвратить,
Иначе, я могу и задушить.
Верни душу обратно в ее тело,
Тогда и отпущу, лети в Аид свой смело.
Я Зевса сын, запомни Мрачный Бог!
Ты, я хочу, чтоб в этом мне помог.»

«Согласен», - прошептал Танат, -
Она твоя, бери ее назад.»

Заплаканные дети, в слезах и царь-отец,
Горюют слуги, в трауре дворец.
Закутанная плотно в покрывало,
Алкеста перед ними стала.

Но мучать друга не пристало,
Геракл сам сдернул покрывало.

Перед Адметом милая жена.
Чуть от волнения бледна.
Свалилось покрывало на пол.
Адмет от радости заплакал.

Когда прошел первый испуг,
Позвал Адмет рабов и слуг.
Опять дворец полон гостей
От этих радостных вестей.

А кони? Надо их украсть.
Геракл готовит себе снасть:
Уздечки крепкие, удила,
Чтоб Сила Волю победила.

О конях говорят с любовью.
Залиты этих ясли кровью.
Людей на мясо рубят им.
Царь Диомед непобедим.

Нашел в конюшне Геракл сам
Стоят прикованы к столбам.
Звонкоголосое их ржанье –
Души невольно содроганье.

Всю Грецию, прошел по ней,
Но не видал таких коней.
Геракл восторженно смотрел,
А Иолай не захотел:

«Убить их надо, а не красть.
Ох, если б была моя власть!»

Кони дики, горды, красивы,
Как уголь черны, пышногривы.
Хвост длинный бьется по земле,
Но ни один не был в седле.

Но все ж Геракл их укротил
И Диомеда победил.

Отвел в Микены к Еврисфею,
Богини низкому лакею.
Их тот смотреть не захотел,
На волю отпустить велел.

«Домой в Тиринф, пошли скорей,-
Геракл торопит Иолая, -
Там слезы жен и матерей
Текут о нас не просыхая.

С тобой идем мы по лесам.
Наступит время новой битвы.»
Несутся к Богу, к Небесам
Их неустанные молитвы.

Своим не верила глазам:
Геракл живой и невредимый.
«Спасибо Богу, небесам!
Любимый мой непобедимый.»

«О, Иолай, смотри, мой сын, еще один!
Что, Деянира, ты краснеешь?»
«Тебя люблю я, господин,
Я только жну, ты только сеешь.»
***
Прошло уже немало лет.
Гераклом подвиги забыты.
Опять гонца Еврисфей шлет:
«Достань волшебный пояс Ипполиты.»
Царица амазонок им сильна,
Непобедима в ратных битвах.
Твоя там силища нужна.
Богиню Геру вспоминай в молитвах!»
Иди с друзьями иль один.
Дорога тяжела, как камень.
Туда, где ветер властелин,
Где горы извергают пламень.

«Тот пояс, верно, дорогой,
Расшитый золотом, камнями?»
«Нет, Деянира, шутишь с нами,
Из кожи черной, как и мой.

Но он волшебный талисман,
Таится в нем такая сила!
И только лишь любовь-дурман
Ту б силу ратную сломила.

Не будет, верно, литься кровь,
Коль там замешана любовь.

Возьму в поход с собой Фесея.
Он, этим качеством владея,
Конечно же поможет мне
В далекой от Микен стране.»

Путь был и долог и тяжел.
Геракл с друзьями все прошел.

Увидели и гор громады,
Шумливых речек водопады,
Где говор ручейков так звонок.
Дошли до царства амазонок.

«Фесей, ты был в этой стране?»
«Но их обычьи незнакомы мне.
Но знаю, одни тут женщины живут.
Их тяжек и невесел труд.

И службу ратную несут.
Не то, что наши из Микен,
Толкутся внутри дома стен.
А эти, работу всю несут мужскую.

Геракл, я об одной из них тоскую.
Свиданья с нею не забыты,
Она добудет пояс Ипполиты.»

У входа царского дворца
Стояла лучница младая.
К царице своего гонца
Послала пост не покидая.

Обратно возвратясь, гонец
Позвал героев во дворец.

Приветливо их встретила царица.
А рядом с ней прелестная девица.
Та, милая, о ком мечтал Фесей,
Не спал, страдал в тиши ночей.

С ней обменялся нежным взглядом.
/Фесей стоял с Гераклом рядом/
Фесей всегда был верен ей.
Любовь - ярмо, но без цепей.

«Стоите здесь передо мною,
Пришли вы с миром иль войною?
Скажите, правду не тая,
То и приму на слово я.»

«И наше время драгоценно, -
Геракл ответил ей степенно, -
Мне нужен пояс твой, царица,
/Послал к тебе царь Еврисфей
Для взрослой дочери своей/
Она же в храме Геры жрица.»

«Ну, что ж, подумаю немного.
Трудна была у вас дорога.
Чтоб в душах воцарился мир,
Я приглашаю вас на пир», -
Им Ипполита так сказала.

К ней амазонка подбежала.
Одета бедно, как рабыня,
Скрывалась так Гера-богиня.
Шепнула в ухо Ипполиты:
«Геракл вам лжет, все будете убиты.»

На небе звездочки мерцали.
Вдали шумел морской прибой.
Герои после пира спали,
Не чуя гибель над собой.

Военный клич раздался амазонок.
Геракл не понял то спросонок.
Набросил быстро шкуру льва,
Космата в гриве голова.

Плотнее в шкуру завернулся.
К врагам лицом сам повернулся,
Да разбудить друзей успел.
А смерть кружила стаей стрел.

К нему приблизился Фесей.
Он вовсе не смыкал очей.
Принес и пояс Ипполиты.
Но почему слова Согласия забыты?

Стреляют метко и умело.
Бороться с женами не дело.
Но враг, хоть женщина, есть враг.
Неведом и героям страх.
«Словам поверил, вроде настоящим.
Убить меня хотела спящим.
О, Ипполита, берегись!
Короткой будет твоя жизнь!»

Когда-то бог Войны Арес
Царице пояс приподнес.
С тех пор не знали пораженья,
Победами кончалися сраженья.

Без пояса утрачена и власть.
На этой битве ей придется пасть.

Кружились с карканьем вороны,
Большие амазонок похороны.
Все войско их растрепано, разбито.
Погибла и царица Ипполита.

Фесей пошел с той девушкою вместе.
Положено на свадьбе быть невесте.
Геракл сам убедился вновь -
Им точно помогла любовь.

Не испугалась Антиоха,
Могло бы кончиться все плохо.
Не унесла бы пояс Ипполиты,
Они бы были все убиты.

Так, потихоньку говоря,
Пошли порадовать царя.
***
В Тиринфе радостная весть
Два сына у Геракла есть.
Какое счастье! В эту ночь
Родила Деянира дочь.

«Наверно, подвигам конец.
Я буду дома наконец!»
Но мало в это верил.
Гонец стоит у двери:

«Геракл, пригнать в Микены надо
Коров багровых Гериона стадо.
Где остров тот, никто не может знать,
Но, говорят, где солнце ляжет спать.»

По взморью шел, Геракл искал,
Где солнце спать ложится.
Плескалось море среди скал.
Геракл начал сердиться.

«Куда идти? Здесь нет пути!
Гора смыкается с горою.
Где должен Гелиос пройти,
Там океан шумит волною.

Мне надо ключ скорей найти
Смыкающий моря.»
Качает камни на пути,
Теряет, силы зря.
Ну вот, еще один валун.
Толкнул что было сил.
И океан, такой шалун,
Моря соединил.

Стоят Геракловы столбы.
Пролив течет глубок.
В нем волны, разбивая лбы,
Стремятся на восток.

С отливом вместе убежит.
Игривая волна.
В проливе пенится, дрожит,
Качается она.

Бог Солнца Гелиос прекрасный
На колеснице золотой
Сюда спускается. «Постой!
Убавь свой свет такой опасный.

И не слепи, плохие шутки, дорогой!
Мой лук натянутый тугой,
Стрела, отравленная ядом.
Как ты испепеляешь взглядом,
И бога поразит она.
Здесь не моя - твоя вина!

Коль в третий раз лук натяну,
Стрелу в колчан я не верну.»

И сразу мягче яркий свет,
Как будто утренний рассвет,
И облака в нем вереницей
Окутали коней с возницей.

Ладья качалась на волнах.
Бог Гелиос въехал с колесницей.
Рекой подземной плыть впотьмах,
Чтоб на востоке возродиться.

Геракл все ждал ответа
От Бога Солнечного Света.

A тот ответил так спокойно:
«Ты Зевса сын, ведешь себя достойно.
Час поздний, наступает ночь.
Но я готов тебе помочь.

В мою ладью садись со мной.
На остров отвезу Чермной
Или Чермный, так говорят,
Всегда и всякое подряд.

В багровый все одето цвет.
Не знаю, правда или нет?

Ну вот мы здесь. Я ухожу.
Поймаешь стадо - прихожу.»

Тепло ему под шкурой льва.
Закрыты ноги, голова.
Кругом багровая трава.
То ли мертва, то ли жива?

Проснулся. Утро. Прямо в нос
Гераклу дышит смрадно пес.

Пес кинулся схватить за горло.
Геракл вскочил на ноги твердо,
Проворно палицу схватил
И пса багрового убил.

«Страж Гериона! Вот досада!»
Недалеко коров два стада:
Одни черны - царя Аида,
В испуге скрылися из вида.

Теперь немного время надо.
Собрать багровых коров стадо.

Их на ладью взогнать за час.
Вернется Гелиос сейчас.
В короткий предрассветный час.

Протяжный тут раздался рев.
Кричал от гнева озверев
Трехтелый страшный Герион.

Шесть рук, шесть ног имеет он.

Бежал навстречу, как паук.
Геракла туг натянут лук.
Стрела со свистом полетела,
В одно вонзилась чудо-тело.

Валялся камень на траве.
Ударил им по голове.
Два тела по бокам повисли,
Как два ведра на коромысле.

Отбросил палицу и камень.
Сражался голыми руками.
Так ими шею охватил.
В миг Гериона задушил.

Теперь пора и в путь-дорогу.
Спасибо Гелиосу-богу:
Все стадо перевез к проливу.
Столбы стоят, такое диво!

Томительный отсюда путь,
Ни оглядеться, ни вздохнуть.
Да две беды тогда случились:
Коровы в стаде все взбесились;

А одна, куда-то вовсе убежала.
Опять пришлось искать. Сначала
Прошел дорогами Севильи.
Нашел, но только на Сицилии.

Пригнал в Микены ко дворцу
И передал коров гонцу.
Тот передал их пастухам.
Они доныне ходят там.
***
И постарел, и поседел.
Остался вроде не у дел.
Как будто в чем-то виноватый.
Но вновь предстал пред ним глашатай:

«Тебе доставить к царю надо
Из преисподней, от Врат Ада,
Пса трехголового Кербера.
Пребудет Зевс с тобой и Гера!»

Застыла в ужасе жена
И друг задумался печально:
«В Аид дорога суждена!
Иди ж в Афины изначально.

Там в храме Таинств приобщись
Под Божьей Благодати сенью.
Да на нее и положись,
Да научи свой дух терпенью.

За наш не очень долгий век
Был в преисподней, знаю, человек
Певец любви-печали друг Орфей.
Нет крепче чести да любви цепей.

В Аид спускался за своей невестой.
Но путь туда, путь страшный, неизвестный.

За пенье нежное Орфея,
Игру кифаре золотой,
Невесту нежную, как фея,
Царь разрешил забрать с собой.

Одно условие поставил:
«Не оглянись, идя назад.
Не нарушай условий правил
Иначе возвратится в ад.»

Орфей в пути не утерпел
Все ж оглянулся, посмотрел.
Зачем так сделал? Сам не знал.
Навек невесту потерял.

Друзьям все рассказал Орфей,
Как побывал в царстве теней.
Орфические таинства создал
Себе во утешенье.
Любовь - то вечный идеал,
То есть воссоединенье.

Еще безумец Перифой,
Тот возомнил, что он герой.
С Фесеем крепко подружился
И с ним в подземный мир спустился.
Хотели увести оттуда,
Но дело кончилося худо,
Жену подземного царя.
Наш друг Фесей пошел с ним зря.

Я так об этом сожалею,
Такая глупая затея!
Или они с ума сошли?
Пока на землю не пришли.

Ну вот и все. Тебе желаем
Счастливого и легкого пути.»

«Жена, останься дома с Иолаем,
А Зевс поможет мне назад прийти.»

Геракл устал после пути.
Он из Афин успел уйти
Еще до утренней молитвы.

Лег у пещеры отдохнуть,
Глаза усталые сомкнуть,
Набраться сил для новой битвы.

Гераклу снится странный сон.
В старушечьих объятьях он.
Стряхнуть не может это тело.
Оно худо, почти истлело.

Лицо с отвисшими щеками.
И руки с кожными мешками.
С беззубым, шамкающим ртом.
/Брезгливо вспоминал потом./

Геракл пытается вздохнуть,
Копя в себе и гнев, и ярость
Рукой не может шевельнуть.
Свалить не может эту Старость!

Она же тянется, ползет...
Уж слышно хриплое дыханье.
К губам сейчас приподнесет
Отраву естества - страданье.

Такая мразь! Уж лучше бой.
Не сбросить этих чар.
Вдруг голос слышит над собой:
«Геракл, пора в Тартар!»

Вскочил проворно и рукой
Стряхнул тот призрак прочь.
Гермеса видит пред собой.
Неужто прошла ночь?

Вместе со сном прошла усталость.
Bce тело бодрости полно.
Гермес сказал: «Ты сбросил Старость.
А молодость найти нам суждено.

Ты Зевса сын и это так возможно.
Ну что идем, но действуй осторожно.»

Спустились в темную пещеру.
Не поминай богиню Геру!
Гермес в том царстве проводник.
Работать тут давно привык.

Геракл пошел за ним бесстрашно.
В Аду таинственно, опасно.
Гермес взял посох золотой.
Путь в царство мертвых непростой.

Сюда ж, застигнутые роком,
Бесплотным призрачным потоком
Измерить душ виновность, меру
Стекают в темную пещеру.

Гермес сам палкою злаченой
Разделит тот поток смятенный.
Чуть слышно душ благих стенанье
Легко, как ветра колыханье.

Одни прозрачны и легки,
Порхают словно мотыльки.
Другие чуточку темнее,
У них движения скромнее.

И тени темные совсем.
Уж их не спутаешь ни с чем.

Скалу Забвенья пролетая,
Одни из них достигнут рая.
Иных, же, в том Гермес сведущ,
Утянет мимо райских кущ.

Иные же другого вида.
И все плывут к Вратам Аида.

А под скалою белоснежной
Река ласкала берег нежно.
Легко волну свою катила –
Земную жизнь душа забыла.

Другая вниз текла река.
Вода темна и глубока.
Волна мутна ее катилась,
Широким озером разлилась.

Здесь души группами, толпой
Метались не найдя покой.
Но проводник пошел к реке.
Увидел лодку вдалеке.

В ней перевозчик - друг Хирон
Отдал Гермесу свой поклон.
И кинул на Геракла взгляд:
«Ведь он живой! Ему назад.»

«Чему дивиться!
Он по велению царицы.»
За речкой роща из ракит.
В ней тени тех, кто был убит.
Непохороненные люди.
«Геракл, смотри, все в ранах груди.»

«Гермес, в средине тех теней,
Тедей, то брат жены моей.
Еще знакомые герои...»

«Мы были рядом возле Трои.
Сражались, чтобы победить.
Нас не велел царь хоронить,-
К Гераклу подошел Тидей, -
Скажи на родине моей
Предать скорей наш прах золе.

Пусть на земле горит печальный
Костер последний погребальный.»

Геракл Тидею обещал
Исполнить все, что тот сказал.

Неясный шепот.
Душ недовольных тихий ропот.
Вдруг слышен четко конский топот.
Кентавр Хирон промчался мимо,
Пропал в дали неуловимо.

«Он не узнал меня, Гермес!
Вот это чудо из чудес!»
«Когда он выпьет глоток крови,
Геракл, не надо хмурить брови,
Вернется память и сознанье.
Сейчас он глух, как изваянье.

Тебе просить царицу надо,
Чтоб в рай взяла его из ада.
Он жизнью праведника жил
И лучшей доли заслужил.»

За рощей встала стен громада.
Сияют медью Врата Ада.
Беззлобно лижет ноги пес.
Туда пропустит в том вопрос.
Но уж обратно! Не пропустит,
Всех искусает, не отпустит.

«Гермес, тебе я говорю,
Как привести мне пса к царю?»

Владыки Ада порешили,
Взять пса от Врат-то разрешили.
Но так поступишь, вероятно,
Когда пойдешь от них обратно.

Тебе не хочется на миг
Увидеть тех богов самих?
Смотри, за лугом их дворец.
Да сохранит тебя Отец!»

Луг весь сиреневого цвета.
Над ним сиреневый туман.
Здесь вечный сумрак в бликах света.
Ни ночь, ни день – один обман.

Цветов в лугах благоуханье.
Реки спокойное дыханье.
Невидимый сладкоголосый хор
Без стонов и без воздыханья
Душ безучастных разговор.

Все шире блеклая равнина.
Пути осталась половина.
Все ближе видится дворец.
Наверно, тут пути конец.

Но Гермес увлек Геракла вновь к реке,
Шумящей грозно вдалеке.

Катились бурно черны волны,
Срываясь с кручи гнева полны.
От мрака тут ослепли верно.
С обрыва только спрыгнет серна.

Гермес взял под руки Геракла.
Вода в обрыве вдруг иссякла.
Спустился плавными кругами
До твердой почвы под ногами.

Гермес отпрянул на шажок,
Вновь грозно загремел поток.

Геракл немного приотстал.
В реке прикованный Тантал.
В воде здесь по колено стоя,
Не знал себе на миг покоя.

Плоды нависли над рекою,
Не дотянуться к ним рукою.
Нагнуться до колен не мог.
Согнется, - ускользал поток.

Цепь коротка, тянуться не давала.
Так голод и жажда, то вечные муки Тантала.

Багровый свет издалека.
Вся в чудном пламени река.
В ней души грешников стенают
И в муках вечных пребывают.

Как мрачны бездны внутри Ада!
В тумане гари, полны смрада.
Ни звезд, ни солнца в недрах нет.
Лишь от реки багровый свет.

А рядом с Пламенной рекой
Течет река Прохлады,
Туман клубится ледяной,
Но душам нет отрады.
Полны слез горестных глаза.
На землю выпадет роса,
То слезы искупленья
Душ ввергнутых в мученья.

Их солнце высушит, простит,
Дождем на землю возвратит.

Тогда те души улетят
В луга реки Забвенья.
И там, коль грешников простят,
Окончатся мученья.

«Туда веди меня, Гермес,
Где в бездну ввергнуты Титаны,
Не светит солнышко с небес,
Клубятся серые туманы.

Волнуется их Мать-Земля,
Освободить их должен я.
Гермес, пока еще не стар,
Веди, да поскорей в Тартар,»

И снова черная стена
Сквозь мглу и мрак едва видна.
Давила эта чернота.
Пылали медные Врата.

Падет здесь каждый смертный ниц
От ужаса у мировых темниц.
Сторукие чудовища без лиц.
Одни глаза, без век и без ресниц.

«Вы, стражи грозные, давайте мне дорогу, -
Вскричал Геракл, давя в себе тревогу, -
От имени я Зевса говорю.
Я сын его, по воле и творю!»

И отошли чудовища назад.
Стоит теперь Геракл у страшных медных Врат.

Один удар, еще удар
Сотряс подземный мир Тартар.
Чуть только дрогнули Ворота,
Внутри завыл, заохал кто-то.

Он в третий раз ударил в створы,
Разбились прочные запоры.
Врата темницы распахнулись,
Титаны спящие проснулись.

На волю выпустил Титанов
Могучих грозных великанов.

«Не будет вам другого раза.
К горам великого Кавказа,
Не ждите, с грозою ж поскорей летите.
да брату Прометею сообщите,
Что не пройдет и года,
Придет желанная свобода.»

«Теперь силен ты, как Отец.
Пошли к Аиду во дворец!»

«Гермес, я слышу звон цепей!»
Два мужа у скалы, один из них Фесей.
Фесей свободен, а другой прикован.
«Сейчас я разорву оковы.»

«Нужна тут сила, да не та.»
«Вы слышали, как я разбил Врата?»
Он дернул цепь, земля заколыхалась.
Но цепь нетронутой осталась.

«На мне проклятье подлеца
От моего родимого отца.
Карающая правда, спорить с ней?»
«Ну что ж, тогда пошли со мной, Фесей.»

«Я не пойду, мой друг попал в беду.
Честь меня держит цепи крепче.
Она незрима, но не легче.»

С большой тревогой, интересом
Летал Геракл вместе с Гермесом.
Наверно, так было и надо.
Прошли все девять кругов Ада.

Пред ними снова луг в цветах.
Порхают птички на кустах.
В высоком небе яркий свет,
Как будто солнечный рассвет.

Сиреневый туман над Асфоделовым лугом.
А луг очерчен серебристым кругом.

В нем души нежатся, кружат
Бесплотным хороводом и жужжат.
Как пчелы раннею весной,
Когда совьются в плотный рой.

Знакомые фигуры впереди.
Гермес сказал: «Ты к ним не подходи.
Ты издали, ты издали гляди.»

Увидел женщину с прекрасными глазами.
С такими милыми знакомыми чертами.
«Зачем ты здесь, любимая жена?»
Гермес сказал: «Не подходи,
Ведь здесь в раю она.»

Да, неизбежны на земле потери.
Пошли, вон во дворце открыты двери.

Встречала царская чета:
«Наслышаны, что ты разбил Врата
Тартара мрачного темниц.
Чудовищ страшных насмотрелся лиц.
Царем здесь будешь, а мы слуги.
Так велики твои заслуги.»

«Ну нет, Аид, я просто человек.
Живу недолго, короток мой век.
Ты просьбу выполни мою,
Заранее тебя благодарю.

О Кербере, Хироне, дать свободу Перифою,
Фесея тоже мне забрать с собою.»

«Все выполню, достоин того ты.
Сейчас, без лишней суеты,
Иди и забирай Кербера.
Пребудет Зевс с тобой, ну и богиня Гера!»

Геракл с Гермесом распрощался.
Вновь у скалы с Фесеем повстречался.
Упала цепь, чуть тронута рукой,
Друзей своих Геракл забрал с собой.

У Врат лежал Кербер могуч.
Глаза блистали молнией из туч.
Вздыбилась шерсть на шеях трех голов.
Смотрели души изо всех углов.

Геракл руку львиной шкурой обернул
И руку эту зверю протянул.
Скользнули зубы - шкура льва крепка.
За шею Кербера, как малого щенка,
Схватила мощно правая рука.
Цепь Перифоя вместо поводка.
Покорно пес пошел, дорога далека.

Все вышли из пещеры в Белый Свет.
Поход окончен, смыт дождями след.
Молва летела впереди:
«Геракл, к царю Кербера не веди,
А отпусти его обратно.»

«Ну, это сделать мне приятно.
Ступай назад скорее, говорят.
На свое место у Аида Врат.»

Пока Геракл шел из похода
Здесь на земле прошло три года.
Давно скончалася жена,
Но дома цело все сполна.
Друг, дети живы и здоровы
И ждут его под отчим кровом.

Ну вот и дома наконец.
Опять пришел к нему гонец:

«В зеленой роще Геспирид
Кудрявая и дивная на вид
Растет в ней яблоня и ты плоды сорви.
Подарок свадебный от Матери-Земли
богине Гере
В день брака с Зевсом.
Сей дар богат в достойной мере.

Святая сила скрыта в них
Плодах, румяных золотых.
Кто, съест их, молодеет и в той поре живет.
А яблоню Змей злобный, стережет.

Не спят ни днем, ни ночью сто голов,
И двести глаз, Страж верный, лучше своры псов.

Так вот, ты Змея побори,
А яблоки сорви...»
«А что же с ними делать? Повтори.»
«Ты Змея побори,
А яблоки сорви...»

«Иди, гонец, теперь к царю,
Пусть он спокойно спит в постели.
О, Гера мудрая, тебя благодарю,
Поможешь мне достигнуть цели.

Твоя божественная длань
Меня гнала, теперь простила.
Законную платить согласен дань.
В могуществе твоем и моя сила.

Ведь я Геракл, то есть прославлен Герой
С моей незыблимою верой.
Цена пусть будет велика,
Тебя прославлю на века.

Прощайте, мать моя, в последний раз,
И друг мой верный Иолай, и дети.
Наверно, не увижу вас
В своем обличьи я на этом свете.»

Геракл вздохнул, опять в пути.
Где рощу Гесперид найти?

Дорога вьется, где и напрямик,
Тропой идет, как выберет язык.
Ему сказали люди, что попроще,
Атлант могучий знает эту рощу.

Холмы, цветущий луговой ковер.
Покрытые лесами склоны гор.
Туманы синие спускаются в долины.
Высоко в небо тянутся вершины.

А над вершиною горы
В лучах кружилися орлы.
Но не пуста была вершина,
Геракл увидел исполина.

Напряжена вся мощная фигура –
Прекрасная для скульптора натура.
Атлант подался чуточку вперед,
Подпер плечами синий небосвод.

Атлант натужено вздохнул
И голову к Гераклу повернул:
«Ты подержи немного небосвод,
Совсем немного, час всего, не год.

Схожу я в рощу, яблоки сорву.
Быстрехонько приду, Геракл, не вру.
Вот вытру пот, выпью воды глоток
И яблок принесу тебе пяток.»

К Гераклу мысль пришла сама:
Коль соглашусь, то сам сойду с ума.
Хитрец оставит мне навечно груз.
Сбежит, избавясь от обуз.

«Богиня Гера приказала мне
Не мешкаться на дальней стороне,
Да Змея погубить Ладона.
Наш разговор не стоит звона.
Болтаю попусту с тобой.
Скажи, где роща? За горой?
Мне яблоки сорвать, а только три, не пять.»

«Ну ладно, ты перехитрил.
Сам подержу, еще немало сил.
Вон, видишь горную вершину.
Пройди еще одну долину.

Смотри, в горах не упади.
Трудна дорога впереди.»

Крутые горные ступени.
Карабкаясь по ним, царапая колени,
Геракл взобрался на вершину.
Взглянул с нее вниз на долину.

Сбегал стремительно поток,
Смывая камни и песок.
Срываясь с круч, вода кипела,
Брызг бриллиантами блестела.

Все, торопясь, неслось к реке
Спокойно плывшей вдалеке.

Спускаясь на берег крутой,
Теснились дружною толпой
Строй сосен медно-золотой,
Слезясь янтарною смолой.

Склоняясь низко над водой,
Ивняк разросся молодой.
В густой тени дубовых крон
Спешат ручьи со всех сторон.

Здесь, на вершине,
Деревьев не было в помине.
Густые можжевельника кусты,
Ни мошек и не птиц - были пусты.

Пустынна роща, чудеса!
Услышал нежные девичьи голоса.
Четыре нимфы, без сомненья,
Играя, забавлялись пеньем.

Увидя чужестранца пред собой,
Бежали беспорядочной гурьбой
Под яблоню зеленую спеша.
Спросили лишь оттуда, чуть дыша:

«Зачем пришел ты к нам сюда?
Людей мы не видали никогда.
Одни слетаются Плеяды.
О пище для богов заботиться им надо.
Черпнут амброзии - богов бессмертных хлеба
/Потом Плеяд забросили на полог неба./

И нас не трогай и не подходи.
На яблоню ты лучше погляди.
Вглядись, как страшен Змей-Ладон.
Обвил всю яблоню со всех ее сторон.

Над каждым яблоком змеиная головка.
Нужна тут необычная уловка.»
«Богиня Гера приказала мне
Здесь в роще Гесперид на дальней стороне,
Сорвать три яблока, а Змея победить.
И я, Геракл, пришел его убить.

Вы говорите, что бессмертен он?
Помогут мне отравленные стрелы.
От них погибнет страшный Змей-Ладон.
Вы прячьтесь, коль не очень смелы.

Геракл снял лук с плеча, достал и стрелы.
Взмолились нимфы: мыслимо ли дело!

«Ты нашу райскую обитель
Приходом смерти омрачишь.
Да будет Зевс тебе хранитель!
Певуний нежных огорчишь.

Мы лучше пеньем сладкозвучным,
Сном с нашей песней неразлучным,
Покрепче Змея усыпим,
Чтоб не мешал делам твоим.»

И нимфы милые запели.
Заснули ветры в колыбели.
И перестал ручей звенеть.
А нимфы продолжали петь.
Геракл три яблока сорвал
И понял вдруг как он устал.
«Груз этих подвигов! Ужасно!
Прожита жизнь, но не напрасно.

А может быть заснуть навек?
Уже я старый человек.
И оказаться на лугу, у берегов прекрасной Леты.

Зачем себя я берегу?
Мои давно все песни спеты.»

С тяжелой думою такой
Склонился низко головой.

Не разобрать песен слова.
Все ниже клонится глава.
Лишь тихо Время пролетало
И никогда не засыпало.

Но, чу! Раздался тихий звон.
Уж в грохот переходит он.
Проснулся Змей, проснулись горы,
Проснулись всей земли просторы.

На колеснице золотой,
На ней возница непростой,
Гермес, а рядом с ним Паллада:
«Нас ждут, Геракл, идти нам надо!»

Геракл ей руку протянул… смотри.
Вот золотые яблоки, их три.»

Она ответила ,любя:
«Съешь их, сорвал ты для себя.

Ешь поскорей, не терпит время.
От одного ты снимешь бремя
Своей усталости земной
И обретешь души покой.

Другой - разгладятся морщины,
Потом исчезнут все седины.
А третье - сила исполина
В тебя вольется. Бог единый!»

Тогда Геракл их съел и… помолодел.
С огнем, пылающим в очах,
Со львиной шкурой на плечах,
На колеснице золотой
Помчались к Зевсу - в дом родной!

Навстречу вышла сама Гера:
«Геракл, достоин ты примера
И для богов и для людей.
Иди сюда ко мне скорей.

Отныне мне хорошим сыном,
Клин выбивают тоже клином,
Дарую в жены Гебу-дочь.
Надеюсь будешь ты не прочь?»
Стояла, опустив ресницы,
Пред ним прелестная девица.
Богиня Молодости вечной
Беспечной жизни бесконечной.

Их руки мать соединила
И пиром свадебным скрепила.
Навек их юные сердца.
Чтоб счастью не было конца.

Головку Геба опустила.
Волна волос лицо закрыла.
Сказала будто про себя:
«Геракл, давно люблю тебя.»
***
Титаны у Кавказских гор,
У скал, где скован Прометей.
На запад устремлен их взор.
Сюда летит седой Борей.

А с ним и туча грозовая
И в ней блистающий Перун,
И колесница золотая.
Геракл стоит могуч и юн.

Кружил орел, спешил мучитель.
Не ведал, что пришел спаситель.
Тень от широкого крыла
На Прометея грудь легла.

Живую плоть когтями рвет,
Да клювом печень достает.
Орел насытился, взлетел.
На ближнюю скалу присел.

Стрела Геракла просвистела,
Насквозь пронзила орла тело.
Свалился камнем, как мешок.
Труп птицы подхватил поток.

Геракл на землю бросил лук:
«Освобожу тебя от мук,
Великодушный Прометей!»
Раздался звон литых цепей.

Ударил палицей сплеча.
Упали цепи грохоча.
Свободен гордый Прометей!

«На пир богов пошли скорей.
Всех приглашает Зевс на пир,
Чтоб воцарился всюду мир!»


26 мая 1995 г.

Набор текста: художественный рук-ль
ГУК «Толочинский РЦК и НТ» Таберка Н.И.

В краю высоких гор
Олимпа на вершине
Не видит смертных взор
Там райский сад доныне.

Средь песнопений и забав
В нем небожители гуляли.
В шелках вечнозеленых трав
Босые ноги утопали.

Дул с моря свежий веторок,
Гнал в райский сад прохладу.
Судьба ж готовила свой рок –
Преграду иль награду.

В раю в любое время года
Такая чудная погода!
Цветы богини собирали,
Себя венками украшали.

Амброзия была их пищей,
Нектар в бокалах золотой.
Ведь от добра добра не ищут:
Быть вечно юной, молодой!
Одна богиня Гера скучна,
Сидит печальна и бледна,
Доселе с мужем неразлучна,
Сегодня им унижена.

Ее, бессмертную богиню,
Зевс обманул с женой земной.
Родится сын, царем отныне
Эллады будет дорогой.

Перекрывая шум и гам,
Сам Зевс сказал вчера богам:

«Родится у Персея сын,
Моей он будет крови.
Могуч, велик, как исполин,
И родины героем.

Пусть Мойры жизнь ему соткут
Из самой прочной нити.
Пусть годы долгие идут
А Вы его храните.»

Я вижу, очень тому рада
Сестра любимая Паллада -
«То Зевс великий повелел!» -
«Не будет так как ты хотел.
Иной получит сын удел.
Пусть будет превосходство,
Не будет первородства.»
У Геры бешеной затея.
Два сына у царя Персея:
Один и молод и красив,
Давно живет с женой у Фив;
Другой в Микенах у отца.
Их семьи жаждут первенца.
Так та, что носит Зевса семя
Родится чуть-чуть в иное время
У сына ж раньше, что в Микенах
Пребудут в царстве все колена.

Богиня Гера повелела:
«Да будет так как я хотела!»

А тот, из Фив, Гераклом будет
Его бог Зевс и так полюбит.

Измену Зевсу не простила
С лихвою Зевсу отомстила.

Как была счастлива семья
Когда родились сыновья!
Геракл младенец был могучий,
О том рассказан этот случай:

В щите царя младенцы спали,
Чтобы сильней, могучей стали.
В ночи спокойно спали дети
Мелькнуло что-то в странном свете.

Голубовато-серебристом.
В нем пробегали быстро искры.

По полу вились змеи черны
И, злому умыслу покорны,
По повеленью самой Геры,
Не знавшей ненависти меры,
Вползли сюда, чтобы убить,
Чтоб сына Зевса погубить.

Ползли не оставляя след.
Над ними вился этот свет.
Головки острые подняли,
Как будто жертву выбирали.

Гераклу ножки обвивали,
Тугие кольца душить стали
Зашелся в крике брат-близнец.
С мечом в руках вбежал отец.

Брат со щита на пол упал.
Вдруг свет таинственный пропал.
Царь закричал: ”0, мои дети!"
Как две расплетенные плети
За шеи змей Геракл держал,
Геракл так крепко шеи сжал,
Ладошки с силой царь разжал.

Брат в темном уголке дрожал,
От страха тоненько визжал.
Геракл же весело смеялся,
Он победителем остался!

Но, как всегда,
Бежало время, как вода.
За добрый нрав, за ум и честность
Геракл имел в стране известность.

Мужал Геракл, земная сила
Его лелеяла, растила.

На год, примерно, двадцать пятый
Явился от царя глашатай:

«Лев бродит по долине страшный
Для населения опасный.
Царь повелел его убить.
Иначе как народу жить?
В Микенах Еврисфей живет
И твоего ответа ждет.»

Гераклу снится вещий сони.
Стоит на перепутьи он.
Но по какой идти дороге?
И сердце замерло в тревоге.

Две женщины топтали пыль дорог.
Идут спеша и не жалея ног.

Одна изнежена, стройна.
Другая чуть повыше и бледна.
Одна раскрашена, полнее,
Гераклу бросилась на шею.

Цветное платье развевалась,
Лицо веселое смеялось:
«Людьми, допущена неточность,
Они зовут меня Порочность.
Ношу я имя просто Нега.
Мое лицо белее снега.
Румянец - алая заря.
Жизнь проведешь шутя, не зря.

В вине, как в озере купаться.
Гулять и на траве валяться.
Bce женщины сойдут с ума.
И первой я сойду сама.
Что лучше? Выбирай скорей!
А сколько будет тут друзей!

От маскарадов, разных, масок,
Устанешь от пиров и плясок
Уснешь на пуховой постели,
Ну, выбирай же в самом деле.»

Был скромен на .другой наряд,
Сиял отвагой гордый взгляд:

«Чтоб жить в достатке, не гордись,
С утра до вечера трудись.
С прямой дороги не свернуть,
Ведь к власти, славе труден путь.

В защиту родины своей
Ты живота не пожалей.
Для войн ты тело укрепляй,
А ум в науках изощряй.

При достиженьи славы, власти
Не избежать беды-напасти.
Будь добр к родным своим, друзьям
И честен, справедлив к врагам.»

«Смотри, как труден будет, путь,
Уж лучше про него забудь», -
Гераклу Нега прошептала.
Сказала это и... пропала.

Пока другая говорила
Ее совсем преобразило.
Кто под личиною скрывался?
На голове шлем оказался.

Знакомые увиделись черты
Необычайной строгой красоты.
Копье и щит, а на груди – Горгона.
Кольчуги лишь не слышно и звона.

«Дорогой этой идти надо.»
Геракл опомнился: «Паллада!»
На бок невольно повернулся
И окончательно проснулся.

«Товарищ верный, Иолай!
Скорее сон мне разгадай!

Нас не удержат дома стены.
Мы завтра же идем в Микены.
Хоть царь в Микенах мне и брат,
Служить ему я буду рад.»
***
Средь чащи шел Немейский лев.
В косматой гриве страшен зев.
Хвост бьется плетью по бокам.
Вот разорвет всех по клокам.

Раздался льва раскатный рык.
Оскал зубов, кровав язык.
Геракл послал стрелу из лука.
Но что такое, что за штука?

Стрела от шкуры отлетала
Надежней, крепче щита стала.
Не знал, волшебна шкура груба.
Схватил он палицу из дуба.

Теперь себя вооружил
С размаху череп размозжил.

И, как железными тисками,
Сжал горло сильными руками,
Пока тот в них не захрипел
И дух нечистый отлетел.

Как волны катятся на сушу,
Взвалил на плечи эту тушу.
И, как тяжелая волна,
Земли касается она.

Явился во дворец к царю:
«Мной лев убит, я Вам его дарю.»
Но царь так сильно испугался,
Под винным чаном оказался.
От страха задыхаясь тихо:
«Возьми себе ты это лихо.»

Тогда Геракл с друзьями вместе
Снял шкуру, выдубил на месте.
С тех пор от стрел его спасала,
Врагов заклятых устрашала.

Носил и в зной и в холода,
Не расставаясь никогда.
Царю Геракл верно служил,
Свой первый подвиг совершил.
***
Геракл за дружеской беседой
Сидел за праздничным столом.
Друзья поздравили с победой
Над страшным немеейским львом.

Без стука двери отворились,
Вошел слуга царя Копрей.
Наверно, Дело появилось,
Что ли в поход идти скорей?

Иль царь придумал службу мне?
«Геракл, иди к источнику Лерне.
В болоте гидра вредная засела,
Овец она полстада съела.
Убей чудовище такое.
Пусть пастухи живут в покое.»

«Геракл, не будешь ты сердит, -
Товарищ верный говорит, -
С тобой поеду в колеснице.
Я буду у тебя возницей.»

«Согласен, Иолай, с тобою
Давно мы связаны судьбою.
За дружбу сердце я отдам.
Делить все будем пополам.»

Лерне - источник светлый, чистый.
Ручей струится серебристый.
Плыть дальше помешало что-то.
В конце ручья растет болото.

Вот тут-то гидра притаилась.
Она чуть-чуть пошевелилась.
Лежала гидра в яме глубоко,
Все ж головы торчали высоко.

Достал Геракл неторопливо,
Носил всегда с собой, огниво.
Зажженная от факела стрела,
Пронзила шею гидры, обожгла.

Все головы, а девять их всего,
Шипя, глядели прямо на него.
Горящие летели стрелы,
Впиваясь крепко в гидры тело.

Шипя, из ямы выползала,
Гераклу ногу обвивала.
Головки вертятся, шипят,
Все девять укусить хотят.

Срубил одну отточенным ножом,
А шея извивается ужом.
Кровь смрадная, густая полилась.
Внутри же шеи что-то шевелилось.

Две головы из шеи народились!
Другую отрубил, еще две появились.
Одиннадцать голов теперь напало.
Геракла шкура льва, одна она спасала.

Бороться уж невмоготу.
Вдруг кто-то укусил за левую пяту.
«Ты, Гидра, делаешь не так.
К тебе на помощь приполз Рак.

Один коль если на один,
Себе здесь каждый господин.
То невеликая беда.
Зачем же рака позвала сюда?

Ко мне! На помощь, Иолай!
Да стань вот тут на этот край.
Рублю я шеи, их ты прижигай!
Да факел поплотнее прижимай!»

Среди отрубленных голов
Валялось тело гадкой Гидры.
Что ж, отдохнем после трудов.
Болит пята, но боль,
Боль никому не видна!

Трава от крови почернела,
Сгорела натло, до золы.
«Я выну желчь из Гидры тела
И кончик каждой намочу стрелы.

Я силен так, теперь не скрою,
Зачем мне головы рубить.
Одною маленькой стрелою
Врага смогу я погубить.

Будь осторожен, Иолай,
По сторонам-то не зевай.
Положим стрелы все в колчан.
Они страшней, чем ятаган.

Вон голова, все шевелится.
Пошли, дружище, к колеснице.
Доложим царскому гонцу,
Что дело подошло к концу.»

Но, уходя, камней набрали
И ими Гидру забросали.
«Я эту гадость помнить буду, -
Взглянул Геракл на камней груду, -
Теперь не вылезет оттуда.»
***
В Тиринф, домой, да поскорей,
Увидим наших матерей.
Пока мы совершали битвы,
Нас охраняли их молитвы.

Свиданье с нами для домашних
Так коротко, как день вчерашний.
Опять с тревогой у крыльца
Увидел царского гонца.

Копрей с насмешкой произнес,
Словно отраву преподнес:
«Пойдете с Иолаем вы опять.
Царь повелел вам птиц каких-то отстрелять.
У рощи черных тополей,
От озера Стимфальского левей.»

«Наслышан я о птицах, Иолай.
С собою лук и стрелы собирай.
Туда совсем недолго нам идти,
Примерно, пара дней пути.

И эти птицы песен не поют.
Кого увидят - сразу заклюют.
Летают стаей, знать не очень смелы,
Их медное перо остро, как стрелы.»

Лежало озеро в долине
Средь горных круч, как райский сад в пустыне.
А вширь раскинулось свободней,
Стекая вглубь до самой преисподней.

Тягучая густая мгла
На воду озера легла.
Отяжелела сразу голова,
Застыли на устах слова.

Герои пали в траву ниц,
Не слыша шума крыльев птиц.
Сейчас сорвутся перья-стрелы,
В траве вдруг что-то загремело.

«Смотри, Геракл, тут погремушка,
Откуда здесь, мой друг, игрушка?»
«Паллада помогает нам!
Натянем луки по врагам.»

Сползала одурь, как туман.
Ползет из ада тот дурман.
Вскочили на ноги друзья:
«Нет, победить нас так нельзя!»

И сразу посветлели лица -
Убитая качалась птица
На темной пенистой волне,
Тонула в мрачной глубине.

Вокруг светлее сразу стало,
На небе солнце засияло.
Но только в озере волна
Бурлила мрачна холодна.

Все ж неприветливы места!
Как давит эта пустота!
Мы дело сделали с тобой.
Пора и нам идти домой.
***
Геракл в Микенах с Иолаем.
Им жизнь казалась просто раем.
Охоту чередовали сами
На состязания с друзьями.

Копье метнет кто дальше всех,
Во всем сопутствовал успех.
Так целый год уже прошел.
Опять его Копрей нашел:

«Теперь иди, Геракл, достань
В горах Эллады бродит лань.
По склонам Аркадийских гор
Ее все видят до сих пор.

Красива очень или врут?
Лань Керинейскою зовут.

Крестьяне уж давно роптали,
Что их посевы растоптали,
Сглодали лозы винограда.

Геракл, поймать живую надо
И привести ее царю.
Тебе я ясно говорю?»

«Убил я льва и Гидру тоже.
Что ж, отказаться мне не гоже.
Конечно, мы с тобой не робки.
Но кто проложит в горах тропки?

Их нам придется проложить,
Чтоб Еврисфею услужить.

Коль скоро выйдем на охоту,
Нам надо выполнить работу.

Бери с собой пилу, топор,
Лом, лук и тяжкий молот.
Трудна дорога к сердцу гор,
Хоть силен, смел и молод.

Не царь придумал службу мне,
А все разгневанная Гера.
Крестьяне молятся Земле,
Богиня леса полна гнева.

То Гера приказала Артемиде
Послать в поля прелестнейшую лань.
Чтоб люди, как богине правосудия Фемиде,
Молитвами ей возносили дань.»

Та лань краса Керинейских гор.
Из золота рога, серебряны копыта.
Царь вынес ей суровый приговор:
Свободы будет лишена, хотя и не убита.

Тяжел их труд, ни ссор, ни лени,
Не нанося дружбе урон,
Вот за год выросли ступени
К горе скалистой с двух сторон.

Стояла лань на фоне сини
На острой каменной вершине,
Шерстинкой каждою горя,
Цвета морского янтаря.

Блестели золотые рожки.
Чеканные копытца, как сапожки.
Стояла статуэткой в божьем храме,
Картиной дорогой в небесной раме.
Глаза большие с поволокой.
К Гераклу повернулась боком.
Светились серебром копытца.
Скалы отвесная граница.

Рванулась в миг на край дорожки.
Мелькнули стройной лани ножки.
«Сорвется в пропасть! Вот проклятье!»
Прыжок! - Геракла мощное объятье!

«Друг Иолай, здесь на вершине
Мы славно дело завершили
В краю высоких Аркадийских гор.
Какая красота! Какой кругом простор!

Вон, в стороне клубятся облака,
Блестящей змейкой кажется река.
И всюду камень крепкий, а не воск,
Крутые склоны, розовый вереск.

Все рушит солнце жаркими лучами
Да грозные ветра. Рассыплются песками.
Как небо сине! Высоко!
А как же видно далеко!

Мне ждать до следующего раза,
Идти до славного Кавказа.
Прикован к скалам Прометей.
Добыл огонь он для людей.
А сколько вынес он плетей!
Теперь страдает, но живет.
А печень злой орел клюет.
Ее склюет - вновь отрастает,
И снова хищник прилетает.

Но не пробил еще тот час.
Пошли, окончен труд для нас.»

Обвив веревкой лани рожки,
Они спускались по дорожке.

Звенели по камням копытца.
Вдруг видят рослая девица
С копьем и луком за спиной.
Сияет нимб над головой.

Навстречу прямо к ним идет.
Геракл глядит и узнает:
Это богиня Артемида.

Как человек, того же вида.
Идет красива и стройна,
Печаль в лице ее видна.

«Зачем нарушил тишину
Ты голосом теснины гор?
Тебе я ставлю все в вину
Иль мал полей простор?

Геракл, душой ты, знаю, чист,
Не изомнешь напрасно лист.

Придут подобные тебе,
Но злы, полны коварства.
Ох, эти смертные! Вполне
Испортят мое царство.»

«Не бойся, люди не придут.
На склонах скот они пасут.
Знай, Артемида, люди не горды.
Как тяжелы у них труды!
Скудна, бедна их пища.
Просты, ветхи жилища.»

«Геракл, ты словно Прометей,
Как ветер чист, что у моих полей.
Как любишь ближних, и готов
Нести их груз без лишних слов.

Ты выбрал верную дорогу.
Лань принесите в жертву богу.
Душа ее придет ко мне
В мой рай, уже в иной стране.»

Погладив нежно лани рожки:
«Ты подожди еще немножко,
Мы не расстанемся с тобой.»
Кивнула русой головой.
Исчезла, как туман лесной.

Царь этой лани не боялся.
Геракл опять один остался.

Мысли вились у Прометея.
/Не знал Геракл про ту беду,
Что Прометей уж был в аду/

Кто из богов, не пожалея,
Свое бессмертие предаст,
Кто душу вечности отдаст?
Тогда лишь только Прометей
Избавится от тех цепей.

Гераклу тот вопрос не ясен.
«Кто ж из богов будет согласен
В аду Титана заменить,
Того сам Зевс благословит.» -
Так Артемида говорила.

За лань свою она простила.
Не знал Геракл, что есть такой,
Да близко так - подать рукой.
***
Богиня Деметра людей труду учила.
А Мать-Земля плоды растила.
Давили сок из винограда.
Но не всегда в вине отрада.

Геракл все промышлял охотой,
Считал ее своей работой.
Повсюду с Иолаем вместе,
Как голос неразлучен с песней.

Опять Еврисфей шлет гонца.
Царя приказам нет конца.

Сам хил, неловок, трусоват,
Даже, признаться, глуповат.
Но наделен от бога царством,
Годами правит государством.

Все это злобной Геры козни!
Не будет между ними розни.
Геракл, как раб, царю послушен,
А к власти вовсе равнодушен.

Теперь Зриманфского вепря ему изловить.
Покрепче сеть придется свить.
«Ну что, Геракл, ты загрустил?
Затратить много надо сил!»

«Да, Иолай, ведь мне известно
Кентавры охраняют это место.»
«Кентавры? Кто они такие?»
«О, это демоны лесные.

Грудь, голова, как у людей,
А круп и ноги лошадей.

Так что не знаю как мне быть.
Вино-то любят они пить.
Они свирепы и умны,
Их опасаться мы должны.

Один из них кентавр Хирон,
Учился у него Ясон.
Да Фолос, они только добры.
А остальные очень злы.»

Есть много чуда в поднебесья.
Ты слышал о слепце Тересии?
Правидец он, живет много веков.
И многое сбылось с его правдивых слов.

Рассказ его об Иксионе,
Тот был тогда на царском троне.
Он первым пролил родственную кровь.
Виною в этом жадность и любовь.

Не заплатил он за жену вено,
Так выкуп звали в Греции давно.
В лес ложью тестя заманил,
Да в волчьей яме и убил.

Покаялся. Сам Зевс его простил.
Вот Иксион ему и отплатил.
Он захотел, прими это на веру,
Похитить жену Зевса Геру.

Тот догадался, приблизил тучку, что плыла.
Та облик Геры приняла.
И вот наивный наш герой
Жил с мнимой Герой, как с женой.

У них и появились дети.
Таких-то нет на белом свете?
Непостоянны, как Нефела. У тучки ж
Вид любого тела.

Как Иксион подлы и лживы,
Как люди-лошади красивы.
Такая-то пришла к нам весть:
«Кентавры поселились здесь.»

Бежит тропинка-паутинка.
Поля разрытые кругом.
Зверь обнаглел и ходит днем.

Вдали кентавры луг топтали.
В предгорьи пышная трава.
Ругались или хохотали,
Геракл не разобрал слова.

Поговорить о своем деле
Спешил скорей к одной пещере.
Знакомый жил кентавр Фолос.
Поможет разрешить вопрос,
укажет вепря где найти
И как собратьев обойти.

На запах пищи и вина
Толпой кентавры прискакали.
Над ними Туча-мать темна.
Кидаться на Геракла стали.

Тот убивал их булавой,
Крутя ее над головой.
Пускал отравленные стрелы.
И одна Хирона невзначай задела.

Заплакала их Туча-мать,
Что дети будут погибать.
Размокла почва, скользкой стала.
Толпа кентавров ускакала.

Недобрым словом вспомнив Геру,
Внесли Хирона вновь в пещеру.
Геракл склонился над Хироном
С полным раскаяния поклоном.

«Ах, как хотел я повстречаться,
Хотел я мудрости набраться.
Пойми, случайная стрела
Тебя на гибель обрекла.»

«Прощаю», - прошептал Хирон, -
«Фол, знаю не виновен он.
Но долог будет час разлуки,
Обрек меня на вечны муки.
Ведь я бессмертен, как и бог.
Уж лучше б мне успокоенье,
Чем бесконечное мученье.»

«Хирон, та хочешь, чтоб помог
Переступить смерти порог?
Иди в Аид да поскорее.

Там будешь вместо Прометея,
И это не моя затея.»

«Согласен», - прошептал Хирон.
Затих, издав прощальный стон.

«Такая малая стрела,
А жизнь Хирона унесла.
Ах, почему? И сам не знаю
Друзей любимых я теряю.»

Стрела же, выскользнув из рук,
Упала, умертвив Фолоса.
Геракл не видел его мук,
А тот не слышал и вопроса.

Потом сам вепря изловил,
Крестьянам ближним подарил.
Чтоб отнесли потом к царю
На жертву богу, к алтарю.

Так после гибели Хирона
По приглашению Ясона,
Как птица вольная в полёт,
С "Арго” отплыл на много лет
С сынами буйными Борея.
Чтобы увидеть Прометея
И привезти Руно Златое.
Да, это дело непростое.
***
Когда ж гонец от Еврисфея?
Ждал с нетерпением Копрея.
Вот, наконец, пришел приказ.
Что ж ему делать в этот раз?

Только ему благодаря
За день очистить и от навоза
Конюшни Авгия-царя.
Возможно, чести тут угроза?

Освободит ли стойла эти?
Они не чистились года!
Имел царь думу на примете,
Геракла извести тогда.

Царь Авгий высмеял его:
«Ты не добьешься ничего.
Лопатой чистить целый год,
А, может быть, и два пройдет.»

К горе конюшни прилепились,
Стеною камня оградились..
Ручьи, стремительно журча,
Сбегали с горного плеча.

Спешили к бурному Алфею.
«Труда теперь не пожалею,
А изменю реки русло.
Так, царю Авгию назло.

Река взревела. Прорвалась.
В иное русло ворвалась.
Смела навоз из всех конюшен,
Почти строения разрушив.

«Ну, Иолай, пора домой!»
Вечерней сумрачной порой,
Скрывая злобу и досаду,
Царь Авгий выставил засаду.

В горах племянники засели
Убить Геракла захотели,
Но полегли, убиты сами,
Своими мнимыми врагами.

Не делает царю то чести.
Геракл сам с Иолаем вместе
Вернулись покарать царя.
Нельзя жить подлости творя.

В Элиде Авгия убили,
На трон же сына посадили.
Геракл всем жителям сказал,
Что только подлость наказал.
А трон царя отходит сыну,
Теперь страну вашу покину.
***
«Ты помнишь это, Иолай,
Когда мы почти спали
И птиц у озера Стимфалийского
с тобою ожидали?

Моя душа, покинув тело,
В подземный мир тихонько улетела.

Там, среди призраков, понравился один,
От гнева матери своей погибший сын.
Прекрасным видом, благородством речи.
Его отец Эней живет здесь недалече.

У брата на земле сестра осталась.
Кому она женой досталась?
Быть может мне понравится она?
Пора жениться тож, и мне нужна жена.
***
У Коледонского царя дворец полон гостей.
От женихов отбоя нет, как от дурных вестей.
Но связан клятвой роковой,
Как звонкой цепью золотой.
Всех женихов он гонит прочь.
Тревожится, как дочери помочь?

Ах, это было так давно,
Уж плохо помнится оно.
С охоты ехал царь Эней
Домой с дружиною своей.

Река Алфей бурлила воды.
Ну как идти против природы?
Не помолясь, заехал в реку.
А много ль надо человеку?

Река, как дикая тигрица,
Волнами над царем глумится.
Чуть-чуть не утонул Эней,
Его спас бог реки Алфей.

За то потребовал с Энея,
Чтоб тот отдал, не сожалея,
То, что дома-неведомо.

Не знал Эней, что в эту ночь
Родилась Деянира-дочь.

Прошло с тех пор семнадцать лет,
Пришла пора давать ответ.
Сразится кто с богом Алфеем?
Кто победит, не оробеет?

Кто победит на поле боя,
Тот уведет и дочь с собою.
Геракла тут надежна сила,
И Деянира молитвой Зевса попросила.

Широкий вытоптанный круг.
Собрался тут народ с округ.
Геракл, стоит, в средине круга –
Алфей, и смотрят друг на друга.

Меняет образ свой Алфей:
Перед Гераклом шипит Змей,
То человек стоит, то бык.
Геракл к чудовищам привык.

Сломав, закинул бычий рог
В реку за пенистый порог.
Геракл быка сильно избил,
Что тот пощады попросил.

В Тиринф с невестой молодой
Тотчас отправился домой.
Но на пути лежит река
И широка, и глубока.

Не переплыть вдвоем им вместе.
Геракл подумал о невесте.

Откуда-то кентавр примчался,
/Тогда в живых у один остался/
Широкоспинный кентавр Несс.
Схватил невесту и понес.

На берегу Геракл остался.
Но он и тут не растерялся:
Послал стрелу ему вдогонку.

Несс раненый все ж перевез девчонку.
Шепнул ей что-то на ушко.
А что, Геракл не слышал - далеко.

Стрела отравлена была
И жизнь кентавра унесла.
Геракл и Иолай потом
Переплыли реку вдвоем.

В Тиринф в тот день же добрались.
И мирно в доме ужились.
***
Жена Геракла, Деянира,
Дороже всех сокровищ мира.
Геракл был счастлив наконец.
Опять пришел Копрей-гонец.

«Далеко в море остров Крит.
Так Еврисфей тебе велит
Поймать быка, сломал тот стены,
И привезти его в Микены.

Тот бык увез царевну в море,
Принес для Агенора горе.
Кадм-брат, его искать послали,
Пропал, погибшим посчитали.

Женою там Европа стала.
Детей за годы нарожала
Для бога Зевса самого.
Больше не знаю ничего.

Знай, этот бык обезумел.
Царь Минос изловить велел.
Но все боятся забодает,
Чтоб ты поймал быка желает.»

Корабль отчалил от причала.
Волна искристая играла,
Сверкая пеной кружевной.
Сиял диск солнца золотой.

Гребцы на весла налегли,
И берег сник, исчез вдали.
Достичь бы Крита поскорей.
Вдогонку им летел Борей.

Вдруг налетел безумный шквал.
Корабль, как щепку зашвырял.
То опускал, то поднимал
На гребень свой соленый вал.

В безумной шалости своей
Свистел и завывал Борей,
Разбил корабль и присмирел.
Домой на север улетел.

Но пожалела их волна,
На берег вынесла она.
Геракл с друзьями на земле
В чужой далекой стороне.

Песчаный берег. Пены шнур
Так бел и нежен, мягче шкур.
Деревья странные стоят,
Их листья перьями висят.

Ствол длинный, голый и тугой,
Покрыт чешуйчатой корой.
Растут так близко у воды.
Вкусны и нежны их плоды.

И люди, странные живут.
Они не сеют и не жнут.
Царь правит ими, сын Земли.
Его Антеем нарекли.

Как царь Антей к ним отнесется?
Страна та Ливией зовется.

«Возьмете все, что захотите,
Коли меня вы победите.» -
Ответил грубый великан.
Геракл стоял, как истукан:

«Ведь помощь - долг гостеприимства.»
«Ну ты, давай без подхалимства.»
«Я вижу ты не Прометей,
Добра не хочешь для людей.

Просил я помощь оказать,
Теперь придется наказать.
Давай сразимся коль желаешь:
Или найдешь, иль потеряешь.»

Трижды на землю Антей пал,
Касался ей и вновь вставал.

Гераклу стало вдруг понятно:
Черпает силы, вероятно,
От своей матушки-Земли.
Теперь держись, Антей, смотри.

Над головой поднял Антея.
Собрав все силы, не жалея, душил
Пока тот дух не испустил.
Тогда на землю опустил.

Опять в пути. Опять дороги.
Устали плечи, руки, ноги.
Когда ж вернемся мы домой?
Нил плещет мутною волной.

И в эту муть.
Так страшно людям заглянуть.

Торчат глаза из-под воды.
От крокодилов жди беды.
Зубастая раскрылась пасть.
Тут ни за что можешь пропасть.

Цветы, как восковые, у реки.
Там, где пореже, тростники.

Прекрасный розовый лотос
Из водной глади здесь возрос.
В нем спрятан пестик золотой,
Глядит в свод неба голубой.

Тростник высокий и густой.
На берегу алтарь пустой.

Народ в Египте просвещенный.
Корабль нам нужен оснащенный.
Просить мы будем у царя
Отплыть, когда взойдет заря.

Случилось все наоборот.
Здесь неприветливый народ.
Царь повелел их всех связать,
Как жертву на алтарь отдать.

Не дал им вымолвить и слова.
Исполнить все была готова
Толпа жестоких палачей.
Игра здесь стоила свечей.

На кон поставлена их жизнь.
Геракл напрягся, ну держись!
Ремни рвались, как нить ткача.
Убил царя и палача.

Ушли нетронуты врагами.
Земля пылила под ногами.

У берега корабль нашли.
На Крит тотчас же отплыли.
Так после бед, больших лишений,
Сюда дошли без приключений.

Их встретил радостно Минос,
Пропитанных ветрами, солью.
Венок Гераклу преподнес
И поделился своей болью:

«От белого быка спасенья нет.»
Собрались люди на совет.

В ложбинках спрятана засада.
Геракл же выгнал коров стадо.
Бык вышел к ним - искать не надо.

Геракл накинул мигом сеть.
Сбежались жители смотреть.

Быка на судно погрузили.
Корма и воду не забыли.
Без приключений до Микен
И до конюшен царских стен.

Но и оттуда бык сбежал.
Служитель слаб, не удержал,
Хотя на помощь людей звал.
Но этого Геракл не знал.

Спешил в Тиринф к себе домой.
Хотелось встретиться с женой,
Обнять родную свою мать
И друга, к сердцу всех прижать.

В нем радость распирала грудь.
Он шел домой на всех взглянуть,
О чем мечтал в тиши ночей –
Увидеть свет родных очей.

Дверь Деянира отворила,
Ласкаясь, тихо говорила
Гераклу нежные слова.
Взяв руку в спальную вела.

В их комнате, у их постели,
Лежал младенец в колыбели.
К нему и подвела отца.
Геракл увидел первенца.

Счастливый миг его настал.
Сынок его спокойно спал.
Над ним недолго постоял,
Геракл мудрее, старше стал.

Недолго бык гулял на воле.
Убит на Марафонском поле.
Убил его герой Тесей.
Дождался и Геракл вестей.
***
Спокойствию пришел конец,
Явился к ним Копрей-гонец:

«Царь не нашел тебе замены.
Так приведи сюда в Микены
Коней Фракийского царя.
Поторопись, не мешкай зря.»

«Зачем царю чужие кони?
Не избежать тогда погони.
Ну что ж, Еврисфей повелел.
Исполню то, что он хотел.»

Принес сначала жертву богу.
Потом отправились в дорогу.

Но, как всегда, греки схитрили
На жертву, кости отделили,
Кишок немного, все сожгли.
Запасы мяса обрели.

«Ну, Иолай, теперь пошли.»

Их Деянира провожала.
Слезинка светлая сбежала
С ее прекрасного лица.
Страданьям не было конца.

Хотя друг другом и любимы,
Любовь и грусть не отделимы.
Глядела молча долго вслед.
Разлука. А на сколько лет?

В Фессалию ведет дорога.
Свернули в сторону немного.
Зашли проведать и Адмета,
Там переждать ночь до рассвета.

А так же о конях расспросят.
Ночлег-то за собой не носят.
Улыбкой встретил их Адмет,
Но глаз печален, грустен свет.

Гераклу слуги рассказали
Причину и предмет печали:

«У нашего царя служил сам Аполлон.
За пролитую кровь ждал искупленья он.
И целый год работал у Адмета.
Хотел продлить ему земную жизнь за это.

Бог Смерти то условие принял,
Но только Аполлону так сказал:

«Пусть в этот день назначенный ему,
Подвластный только богу-Зевсу самому,
Умрет отец иль мать его сама
А согласилась умереть жена.»

Вот потому печален царь Адмет,
На белом свете такой Алкесты нет.»

«О, Зевс! Я пел и веселился.
Мой друг Адмет жены лишился.
Из уважения молчит.
Алкеста ж крепко в гробу спит.

Пойду в гробницу посижу
И на Алкесту погляжу.»

Сам не подал царю и вида,
Что видеть хочет посланца Аида.
Чтоб душу взять тот прилетит,
Та с ним навеки отлетит.

Геракл укрылся за гробницей.
Следил за темнокрылой птицей.
Танат припал губами к алтарю
/Туда крови ягненка налили,
Чтоб духи вволю попили/
«Теперь подарок сделаю царю.»

Схватил Таната сильными руками,
Как мощными железными тисками:
«Алкесты душу надо возвратить,
Иначе, я могу и задушить.
Верни душу обратно в ее тело,
Тогда и отпущу, лети в Аид свой смело.
Я Зевса сын, запомни Мрачный Бог!
Ты, я хочу, чтоб в этом мне помог.»

«Согласен», - прошептал Танат, -
Она твоя, бери ее назад.»

Заплаканные дети, в слезах и царь-отец,
Горюют слуги, в трауре дворец.
Закутанная плотно в покрывало,
Алкеста перед ними стала.

Но мучать друга не пристало,
Геракл сам сдернул покрывало.

Перед Адметом милая жена.
Чуть от волнения бледна.
Свалилось покрывало на пол.
Адмет от радости заплакал.

Когда прошел первый испуг,
Позвал Адмет рабов и слуг.
Опять дворец полон гостей
От этих радостных вестей.

А кони? Надо их украсть.
Геракл готовит себе снасть:
Уздечки крепкие, удила,
Чтоб Сила Волю победила.

О конях говорят с любовью.
Залиты этих ясли кровью.
Людей на мясо рубят им.
Царь Диомед непобедим.

Нашел в конюшне Геракл сам
Стоят прикованы к столбам.
Звонкоголосое их ржанье –
Души невольно содроганье.

Всю Грецию, прошел по ней,
Но не видал таких коней.
Геракл восторженно смотрел,
А Иолай не захотел:

«Убить их надо, а не красть.
Ох, если б была моя власть!»

Кони дики, горды, красивы,
Как уголь черны, пышногривы.
Хвост длинный бьется по земле,
Но ни один не был в седле.

Но все ж Геракл их укротил
И Диомеда победил.

Отвел в Микены к Еврисфею,
Богини низкому лакею.
Их тот смотреть не захотел,
На волю отпустить велел.

«Домой в Тиринф, пошли скорей,-
Геракл торопит Иолая, -
Там слезы жен и матерей
Текут о нас не просыхая.

С тобой идем мы по лесам.
Наступит время новой битвы.»
Несутся к Богу, к Небесам
Их неустанные молитвы.

Своим не верила глазам:
Геракл живой и невредимый.
«Спасибо Богу, небесам!
Любимый мой непобедимый.»

«О, Иолай, смотри, мой сын, еще один!
Что, Деянира, ты краснеешь?»
«Тебя люблю я, господин,
Я только жну, ты только сеешь.»
***
Прошло уже немало лет.
Гераклом подвиги забыты.
Опять гонца Еврисфей шлет:
«Достань волшебный пояс Ипполиты.»
Царица амазонок им сильна,
Непобедима в ратных битвах.
Твоя там силища нужна.
Богиню Геру вспоминай в молитвах!»
Иди с друзьями иль один.
Дорога тяжела, как камень.
Туда, где ветер властелин,
Где горы извергают пламень.

«Тот пояс, верно, дорогой,
Расшитый золотом, камнями?»
«Нет, Деянира, шутишь с нами,
Из кожи черной, как и мой.

Но он волшебный талисман,
Таится в нем такая сила!
И только лишь любовь-дурман
Ту б силу ратную сломила.

Не будет, верно, литься кровь,
Коль там замешана любовь.

Возьму в поход с собой Фесея.
Он, этим качеством владея,
Конечно же поможет мне
В далекой от Микен стране.»

Путь был и долог и тяжел.
Геракл с друзьями все прошел.

Увидели и гор громады,
Шумливых речек водопады,
Где говор ручейков так звонок.
Дошли до царства амазонок.

«Фесей, ты был в этой стране?»
«Но их обычьи незнакомы мне.
Но знаю, одни тут женщины живут.
Их тяжек и невесел труд.

И службу ратную несут.
Не то, что наши из Микен,
Толкутся внутри дома стен.
А эти, работу всю несут мужскую.

Геракл, я об одной из них тоскую.
Свиданья с нею не забыты,
Она добудет пояс Ипполиты.»

У входа царского дворца
Стояла лучница младая.
К царице своего гонца
Послала пост не покидая.

Обратно возвратясь, гонец
Позвал героев во дворец.

Приветливо их встретила царица.
А рядом с ней прелестная девица.
Та, милая, о ком мечтал Фесей,
Не спал, страдал в тиши ночей.

С ней обменялся нежным взглядом.
/Фесей стоял с Гераклом рядом/
Фесей всегда был верен ей.
Любовь - ярмо, но без цепей.

«Стоите здесь передо мною,
Пришли вы с миром иль войною?
Скажите, правду не тая,
То и приму на слово я.»

«И наше время драгоценно, -
Геракл ответил ей степенно, -
Мне нужен пояс твой, царица,
/Послал к тебе царь Еврисфей
Для взрослой дочери своей/
Она же в храме Геры жрица.»

«Ну, что ж, подумаю немного.
Трудна была у вас дорога.
Чтоб в душах воцарился мир,
Я приглашаю вас на пир», -
Им Ипполита так сказала.

К ней амазонка подбежала.
Одета бедно, как рабыня,
Скрывалась так Гера-богиня.
Шепнула в ухо Ипполиты:
«Геракл вам лжет, все будете убиты.»

На небе звездочки мерцали.
Вдали шумел морской прибой.
Герои после пира спали,
Не чуя гибель над собой.

Военный клич раздался амазонок.
Геракл не понял то спросонок.
Набросил быстро шкуру льва,
Космата в гриве голова.

Плотнее в шкуру завернулся.
К врагам лицом сам повернулся,
Да разбудить друзей успел.
А смерть кружила стаей стрел.

К нему приблизился Фесей.
Он вовсе не смыкал очей.
Принес и пояс Ипполиты.
Но почему слова Согласия забыты?

Стреляют метко и умело.
Бороться с женами не дело.
Но враг, хоть женщина, есть враг.
Неведом и героям страх.
«Словам поверил, вроде настоящим.
Убить меня хотела спящим.
О, Ипполита, берегись!
Короткой будет твоя жизнь!»

Когда-то бог Войны Арес
Царице пояс приподнес.
С тех пор не знали пораженья,
Победами кончалися сраженья.

Без пояса утрачена и власть.
На этой битве ей придется пасть.

Кружились с карканьем вороны,
Большие амазонок похороны.
Все войско их растрепано, разбито.
Погибла и царица Ипполита.

Фесей пошел с той девушкою вместе.
Положено на свадьбе быть невесте.
Геракл сам убедился вновь -
Им точно помогла любовь.

Не испугалась Антиоха,
Могло бы кончиться все плохо.
Не унесла бы пояс Ипполиты,
Они бы были все убиты.

Так, потихоньку говоря,
Пошли порадовать царя.
***
В Тиринфе радостная весть
Два сына у Геракла есть.
Какое счастье! В эту ночь
Родила Деянира дочь.

«Наверно, подвигам конец.
Я буду дома наконец!»
Но мало в это верил.
Гонец стоит у двери:

«Геракл, пригнать в Микены надо
Коров багровых Гериона стадо.
Где остров тот, никто не может знать,
Но, говорят, где солнце ляжет спать.»

По взморью шел, Геракл искал,
Где солнце спать ложится.
Плескалось море среди скал.
Геракл начал сердиться.

«Куда идти? Здесь нет пути!
Гора смыкается с горою.
Где должен Гелиос пройти,
Там океан шумит волною.

Мне надо ключ скорей найти
Смыкающий моря.»
Качает камни на пути,
Теряет, силы зря.
Ну вот, еще один валун.
Толкнул что было сил.
И океан, такой шалун,
Моря соединил.

Стоят Геракловы столбы.
Пролив течет глубок.
В нем волны, разбивая лбы,
Стремятся на восток.

С отливом вместе убежит.
Игривая волна.
В проливе пенится, дрожит,
Качается она.

Бог Солнца Гелиос прекрасный
На колеснице золотой
Сюда спускается. «Постой!
Убавь свой свет такой опасный.

И не слепи, плохие шутки, дорогой!
Мой лук натянутый тугой,
Стрела, отравленная ядом.
Как ты испепеляешь взглядом,
И бога поразит она.
Здесь не моя - твоя вина!

Коль в третий раз лук натяну,
Стрелу в колчан я не верну.»

И сразу мягче яркий свет,
Как будто утренний рассвет,
И облака в нем вереницей
Окутали коней с возницей.

Ладья качалась на волнах.
Бог Гелиос въехал с колесницей.
Рекой подземной плыть впотьмах,
Чтоб на востоке возродиться.

Геракл все ждал ответа
От Бога Солнечного Света.

A тот ответил так спокойно:
«Ты Зевса сын, ведешь себя достойно.
Час поздний, наступает ночь.
Но я готов тебе помочь.

В мою ладью садись со мной.
На остров отвезу Чермной
Или Чермный, так говорят,
Всегда и всякое подряд.

В багровый все одето цвет.
Не знаю, правда или нет?

Ну вот мы здесь. Я ухожу.
Поймаешь стадо - прихожу.»

Тепло ему под шкурой льва.
Закрыты ноги, голова.
Кругом багровая трава.
То ли мертва, то ли жива?

Проснулся. Утро. Прямо в нос
Гераклу дышит смрадно пес.

Пес кинулся схватить за горло.
Геракл вскочил на ноги твердо,
Проворно палицу схватил
И пса багрового убил.

«Страж Гериона! Вот досада!»
Недалеко коров два стада:
Одни черны - царя Аида,
В испуге скрылися из вида.

Теперь немного время надо.
Собрать багровых коров стадо.

Их на ладью взогнать за час.
Вернется Гелиос сейчас.
В короткий предрассветный час.

Протяжный тут раздался рев.
Кричал от гнева озверев
Трехтелый страшный Герион.

Шесть рук, шесть ног имеет он.

Бежал навстречу, как паук.
Геракла туг натянут лук.
Стрела со свистом полетела,
В одно вонзилась чудо-тело.

Валялся камень на траве.
Ударил им по голове.
Два тела по бокам повисли,
Как два ведра на коромысле.

Отбросил палицу и камень.
Сражался голыми руками.
Так ими шею охватил.
В миг Гериона задушил.

Теперь пора и в путь-дорогу.
Спасибо Гелиосу-богу:
Все стадо перевез к проливу.
Столбы стоят, такое диво!

Томительный отсюда путь,
Ни оглядеться, ни вздохнуть.
Да две беды тогда случились:
Коровы в стаде все взбесились;

А одна, куда-то вовсе убежала.
Опять пришлось искать. Сначала
Прошел дорогами Севильи.
Нашел, но только на Сицилии.

Пригнал в Микены ко дворцу
И передал коров гонцу.
Тот передал их пастухам.
Они доныне ходят там.
***
И постарел, и поседел.
Остался вроде не у дел.
Как будто в чем-то виноватый.
Но вновь предстал пред ним глашатай:

«Тебе доставить к царю надо
Из преисподней, от Врат Ада,
Пса трехголового Кербера.
Пребудет Зевс с тобой и Гера!»

Застыла в ужасе жена
И друг задумался печально:
«В Аид дорога суждена!
Иди ж в Афины изначально.

Там в храме Таинств приобщись
Под Божьей Благодати сенью.
Да на нее и положись,
Да научи свой дух терпенью.

За наш не очень долгий век
Был в преисподней, знаю, человек
Певец любви-печали друг Орфей.
Нет крепче чести да любви цепей.

В Аид спускался за своей невестой.
Но путь туда, путь страшный, неизвестный.

За пенье нежное Орфея,
Игру кифаре золотой,
Невесту нежную, как фея,
Царь разрешил забрать с собой.

Одно условие поставил:
«Не оглянись, идя назад.
Не нарушай условий правил
Иначе возвратится в ад.»

Орфей в пути не утерпел
Все ж оглянулся, посмотрел.
Зачем так сделал? Сам не знал.
Навек невесту потерял.

Друзьям все рассказал Орфей,
Как побывал в царстве теней.
Орфические таинства создал
Себе во утешенье.
Любовь - то вечный идеал,
То есть воссоединенье.

Еще безумец Перифой,
Тот возомнил, что он герой.
С Фесеем крепко подружился
И с ним в подземный мир спустился.
Хотели увести оттуда,
Но дело кончилося худо,
Жену подземного царя.
Наш друг Фесей пошел с ним зря.

Я так об этом сожалею,
Такая глупая затея!
Или они с ума сошли?
Пока на землю не пришли.

Ну вот и все. Тебе желаем
Счастливого и легкого пути.»

«Жена, останься дома с Иолаем,
А Зевс поможет мне назад прийти.»

Геракл устал после пути.
Он из Афин успел уйти
Еще до утренней молитвы.

Лег у пещеры отдохнуть,
Глаза усталые сомкнуть,
Набраться сил для новой битвы.

Гераклу снится странный сон.
В старушечьих объятьях он.
Стряхнуть не может это тело.
Оно худо, почти истлело.

Лицо с отвисшими щеками.
И руки с кожными мешками.
С беззубым, шамкающим ртом.
/Брезгливо вспоминал потом./

Геракл пытается вздохнуть,
Копя в себе и гнев, и ярость
Рукой не может шевельнуть.
Свалить не может эту Старость!

Она же тянется, ползет...
Уж слышно хриплое дыханье.
К губам сейчас приподнесет
Отраву естества - страданье.

Такая мразь! Уж лучше бой.
Не сбросить этих чар.
Вдруг голос слышит над собой:
«Геракл, пора в Тартар!»

Вскочил проворно и рукой
Стряхнул тот призрак прочь.
Гермеса видит пред собой.
Неужто прошла ночь?

Вместе со сном прошла усталость.
Bce тело бодрости полно.
Гермес сказал: «Ты сбросил Старость.
А молодость найти нам суждено.

Ты Зевса сын и это так возможно.
Ну что идем, но действуй осторожно.»

Спустились в темную пещеру.
Не поминай богиню Геру!
Гермес в том царстве проводник.
Работать тут давно привык.

Геракл пошел за ним бесстрашно.
В Аду таинственно, опасно.
Гермес взял посох золотой.
Путь в царство мертвых непростой.

Сюда ж, застигнутые роком,
Бесплотным призрачным потоком
Измерить душ виновность, меру
Стекают в темную пещеру.

Гермес сам палкою злаченой
Разделит тот поток смятенный.
Чуть слышно душ благих стенанье
Легко, как ветра колыханье.

Одни прозрачны и легки,
Порхают словно мотыльки.
Другие чуточку темнее,
У них движения скромнее.

И тени темные совсем.
Уж их не спутаешь ни с чем.

Скалу Забвенья пролетая,
Одни из них достигнут рая.
Иных, же, в том Гермес сведущ,
Утянет мимо райских кущ.

Иные же другого вида.
И все плывут к Вратам Аида.

А под скалою белоснежной
Река ласкала берег нежно.
Легко волну свою катила –
Земную жизнь душа забыла.

Другая вниз текла река.
Вода темна и глубока.
Волна мутна ее катилась,
Широким озером разлилась.

Здесь души группами, толпой
Метались не найдя покой.
Но проводник пошел к реке.
Увидел лодку вдалеке.

В ней перевозчик - друг Хирон
Отдал Гермесу свой поклон.
И кинул на Геракла взгляд:
«Ведь он живой! Ему назад.»

«Чему дивиться!
Он по велению царицы.»
За речкой роща из ракит.
В ней тени тех, кто был убит.
Непохороненные люди.
«Геракл, смотри, все в ранах груди.»

«Гермес, в средине тех теней,
Тедей, то брат жены моей.
Еще знакомые герои...»

«Мы были рядом возле Трои.
Сражались, чтобы победить.
Нас не велел царь хоронить,-
К Гераклу подошел Тидей, -
Скажи на родине моей
Предать скорей наш прах золе.

Пусть на земле горит печальный
Костер последний погребальный.»

Геракл Тидею обещал
Исполнить все, что тот сказал.

Неясный шепот.
Душ недовольных тихий ропот.
Вдруг слышен четко конский топот.
Кентавр Хирон промчался мимо,
Пропал в дали неуловимо.

«Он не узнал меня, Гермес!
Вот это чудо из чудес!»
«Когда он выпьет глоток крови,
Геракл, не надо хмурить брови,
Вернется память и сознанье.
Сейчас он глух, как изваянье.

Тебе просить царицу надо,
Чтоб в рай взяла его из ада.
Он жизнью праведника жил
И лучшей доли заслужил.»

За рощей встала стен громада.
Сияют медью Врата Ада.
Беззлобно лижет ноги пес.
Туда пропустит в том вопрос.
Но уж обратно! Не пропустит,
Всех искусает, не отпустит.

«Гермес, тебе я говорю,
Как привести мне пса к царю?»

Владыки Ада порешили,
Взять пса от Врат-то разрешили.
Но так поступишь, вероятно,
Когда пойдешь от них обратно.

Тебе не хочется на миг
Увидеть тех богов самих?
Смотри, за лугом их дворец.
Да сохранит тебя Отец!»

Луг весь сиреневого цвета.
Над ним сиреневый туман.
Здесь вечный сумрак в бликах света.
Ни ночь, ни день – один обман.

Цветов в лугах благоуханье.
Реки спокойное дыханье.
Невидимый сладкоголосый хор
Без стонов и без воздыханья
Душ безучастных разговор.

Все шире блеклая равнина.
Пути осталась половина.
Все ближе видится дворец.
Наверно, тут пути конец.

Но Гермес увлек Геракла вновь к реке,
Шумящей грозно вдалеке.

Катились бурно черны волны,
Срываясь с кручи гнева полны.
От мрака тут ослепли верно.
С обрыва только спрыгнет серна.

Гермес взял под руки Геракла.
Вода в обрыве вдруг иссякла.
Спустился плавными кругами
До твердой почвы под ногами.

Гермес отпрянул на шажок,
Вновь грозно загремел поток.

Геракл немного приотстал.
В реке прикованный Тантал.
В воде здесь по колено стоя,
Не знал себе на миг покоя.

Плоды нависли над рекою,
Не дотянуться к ним рукою.
Нагнуться до колен не мог.
Согнется, - ускользал поток.

Цепь коротка, тянуться не давала.
Так голод и жажда, то вечные муки Тантала.

Багровый свет издалека.
Вся в чудном пламени река.
В ней души грешников стенают
И в муках вечных пребывают.

Как мрачны бездны внутри Ада!
В тумане гари, полны смрада.
Ни звезд, ни солнца в недрах нет.
Лишь от реки багровый свет.

А рядом с Пламенной рекой
Течет река Прохлады,
Туман клубится ледяной,
Но душам нет отрады.
Полны слез горестных глаза.
На землю выпадет роса,
То слезы искупленья
Душ ввергнутых в мученья.

Их солнце высушит, простит,
Дождем на землю возвратит.

Тогда те души улетят
В луга реки Забвенья.
И там, коль грешников простят,
Окончатся мученья.

«Туда веди меня, Гермес,
Где в бездну ввергнуты Титаны,
Не светит солнышко с небес,
Клубятся серые туманы.

Волнуется их Мать-Земля,
Освободить их должен я.
Гермес, пока еще не стар,
Веди, да поскорей в Тартар,»

И снова черная стена
Сквозь мглу и мрак едва видна.
Давила эта чернота.
Пылали медные Врата.

Падет здесь каждый смертный ниц
От ужаса у мировых темниц.
Сторукие чудовища без лиц.
Одни глаза, без век и без ресниц.

«Вы, стражи грозные, давайте мне дорогу, -
Вскричал Геракл, давя в себе тревогу, -
От имени я Зевса говорю.
Я сын его, по воле и творю!»

И отошли чудовища назад.
Стоит теперь Геракл у страшных медных Врат.

Один удар, еще удар
Сотряс подземный мир Тартар.
Чуть только дрогнули Ворота,
Внутри завыл, заохал кто-то.

Он в третий раз ударил в створы,
Разбились прочные запоры.
Врата темницы распахнулись,
Титаны спящие проснулись.

На волю выпустил Титанов
Могучих грозных великанов.

«Не будет вам другого раза.
К горам великого Кавказа,
Не ждите, с грозою ж поскорей летите.
да брату Прометею сообщите,
Что не пройдет и года,
Придет желанная свобода.»

«Теперь силен ты, как Отец.
Пошли к Аиду во дворец!»

«Гермес, я слышу звон цепей!»
Два мужа у скалы, один из них Фесей.
Фесей свободен, а другой прикован.
«Сейчас я разорву оковы.»

«Нужна тут сила, да не та.»
«Вы слышали, как я разбил Врата?»
Он дернул цепь, земля заколыхалась.
Но цепь нетронутой осталась.

«На мне проклятье подлеца
От моего родимого отца.
Карающая правда, спорить с ней?»
«Ну что ж, тогда пошли со мной, Фесей.»

«Я не пойду, мой друг попал в беду.
Честь меня держит цепи крепче.
Она незрима, но не легче.»

С большой тревогой, интересом
Летал Геракл вместе с Гермесом.
Наверно, так было и надо.
Прошли все девять кругов Ада.

Пред ними снова луг в цветах.
Порхают птички на кустах.
В высоком небе яркий свет,
Как будто солнечный рассвет.

Сиреневый туман над Асфоделовым лугом.
А луг очерчен серебристым кругом.

В нем души нежатся, кружат
Бесплотным хороводом и жужжат.
Как пчелы раннею весной,
Когда совьются в плотный рой.

Знакомые фигуры впереди.
Гермес сказал: «Ты к ним не подходи.
Ты издали, ты издали гляди.»

Увидел женщину с прекрасными глазами.
С такими милыми знакомыми чертами.
«Зачем ты здесь, любимая жена?»
Гермес сказал: «Не подходи,
Ведь здесь в раю она.»

Да, неизбежны на земле потери.
Пошли, вон во дворце открыты двери.

Встречала царская чета:
«Наслышаны, что ты разбил Врата
Тартара мрачного темниц.
Чудовищ страшных насмотрелся лиц.
Царем здесь будешь, а мы слуги.
Так велики твои заслуги.»

«Ну нет, Аид, я просто человек.
Живу недолго, короток мой век.
Ты просьбу выполни мою,
Заранее тебя благодарю.

О Кербере, Хироне, дать свободу Перифою,
Фесея тоже мне забрать с собою.»

«Все выполню, достоин того ты.
Сейчас, без лишней суеты,
Иди и забирай Кербера.
Пребудет Зевс с тобой, ну и богиня Гера!»

Геракл с Гермесом распрощался.
Вновь у скалы с Фесеем повстречался.
Упала цепь, чуть тронута рукой,
Друзей своих Геракл забрал с собой.

У Врат лежал Кербер могуч.
Глаза блистали молнией из туч.
Вздыбилась шерсть на шеях трех голов.
Смотрели души изо всех углов.

Геракл руку львиной шкурой обернул
И руку эту зверю протянул.
Скользнули зубы - шкура льва крепка.
За шею Кербера, как малого щенка,
Схватила мощно правая рука.
Цепь Перифоя вместо поводка.
Покорно пес пошел, дорога далека.

Все вышли из пещеры в Белый Свет.
Поход окончен, смыт дождями след.
Молва летела впереди:
«Геракл, к царю Кербера не веди,
А отпусти его обратно.»

«Ну, это сделать мне приятно.
Ступай назад скорее, говорят.
На свое место у Аида Врат.»

Пока Геракл шел из похода
Здесь на земле прошло три года.
Давно скончалася жена,
Но дома цело все сполна.
Друг, дети живы и здоровы
И ждут его под отчим кровом.

Ну вот и дома наконец.
Опять пришел к нему гонец:

«В зеленой роще Геспирид
Кудрявая и дивная на вид
Растет в ней яблоня и ты плоды сорви.
Подарок свадебный от Матери-Земли
богине Гере
В день брака с Зевсом.
Сей дар богат в достойной мере.

Святая сила скрыта в них
Плодах, румяных золотых.
Кто, съест их, молодеет и в той поре живет.
А яблоню Змей злобный, стережет.

Не спят ни днем, ни ночью сто голов,
И двести глаз, Страж верный, лучше своры псов.

Так вот, ты Змея побори,
А яблоки сорви...»
«А что же с ними делать? Повтори.»
«Ты Змея побори,
А яблоки сорви...»

«Иди, гонец, теперь к царю,
Пусть он спокойно спит в постели.
О, Гера мудрая, тебя благодарю,
Поможешь мне достигнуть цели.

Твоя божественная длань
Меня гнала, теперь простила.
Законную платить согласен дань.
В могуществе твоем и моя сила.

Ведь я Геракл, то есть прославлен Герой
С моей незыблимою верой.
Цена пусть будет велика,
Тебя прославлю на века.

Прощайте, мать моя, в последний раз,
И друг мой верный Иолай, и дети.
Наверно, не увижу вас
В своем обличьи я на этом свете.»

Геракл вздохнул, опять в пути.
Где рощу Гесперид найти?

Дорога вьется, где и напрямик,
Тропой идет, как выберет язык.
Ему сказали люди, что попроще,
Атлант могучий знает эту рощу.

Холмы, цветущий луговой ковер.
Покрытые лесами склоны гор.
Туманы синие спускаются в долины.
Высоко в небо тянутся вершины.

А над вершиною горы
В лучах кружилися орлы.
Но не пуста была вершина,
Геракл увидел исполина.

Напряжена вся мощная фигура –
Прекрасная для скульптора натура.
Атлант подался чуточку вперед,
Подпер плечами синий небосвод.

Атлант натужено вздохнул
И голову к Гераклу повернул:
«Ты подержи немного небосвод,
Совсем немного, час всего, не год.

Схожу я в рощу, яблоки сорву.
Быстрехонько приду, Геракл, не вру.
Вот вытру пот, выпью воды глоток
И яблок принесу тебе пяток.»

К Гераклу мысль пришла сама:
Коль соглашусь, то сам сойду с ума.
Хитрец оставит мне навечно груз.
Сбежит, избавясь от обуз.

«Богиня Гера приказала мне
Не мешкаться на дальней стороне,
Да Змея погубить Ладона.
Наш разговор не стоит звона.
Болтаю попусту с тобой.
Скажи, где роща? За горой?
Мне яблоки сорвать, а только три, не пять.»

«Ну ладно, ты перехитрил.
Сам подержу, еще немало сил.
Вон, видишь горную вершину.
Пройди еще одну долину.

Смотри, в горах не упади.
Трудна дорога впереди.»

Крутые горные ступени.
Карабкаясь по ним, царапая колени,
Геракл взобрался на вершину.
Взглянул с нее вниз на долину.

Сбегал стремительно поток,
Смывая камни и песок.
Срываясь с круч, вода кипела,
Брызг бриллиантами блестела.

Все, торопясь, неслось к реке
Спокойно плывшей вдалеке.

Спускаясь на берег крутой,
Теснились дружною толпой
Строй сосен медно-золотой,
Слезясь янтарною смолой.

Склоняясь низко над водой,
Ивняк разросся молодой.
В густой тени дубовых крон
Спешат ручьи со всех сторон.

Здесь, на вершине,
Деревьев не было в помине.
Густые можжевельника кусты,
Ни мошек и не птиц - были пусты.

Пустынна роща, чудеса!
Услышал нежные девичьи голоса.
Четыре нимфы, без сомненья,
Играя, забавлялись пеньем.

Увидя чужестранца пред собой,
Бежали беспорядочной гурьбой
Под яблоню зеленую спеша.
Спросили лишь оттуда, чуть дыша:

«Зачем пришел ты к нам сюда?
Людей мы не видали никогда.
Одни слетаются Плеяды.
О пище для богов заботиться им надо.
Черпнут амброзии - богов бессмертных хлеба
/Потом Плеяд забросили на полог неба./

И нас не трогай и не подходи.
На яблоню ты лучше погляди.
Вглядись, как страшен Змей-Ладон.
Обвил всю яблоню со всех ее сторон.

Над каждым яблоком змеиная головка.
Нужна тут необычная уловка.»
«Богиня Гера приказала мне
Здесь в роще Гесперид на дальней стороне,
Сорвать три яблока, а Змея победить.
И я, Геракл, пришел его убить.

Вы говорите, что бессмертен он?
Помогут мне отравленные стрелы.
От них погибнет страшный Змей-Ладон.
Вы прячьтесь, коль не очень смелы.

Геракл снял лук с плеча, достал и стрелы.
Взмолились нимфы: мыслимо ли дело!

«Ты нашу райскую обитель
Приходом смерти омрачишь.
Да будет Зевс тебе хранитель!
Певуний нежных огорчишь.

Мы лучше пеньем сладкозвучным,
Сном с нашей песней неразлучным,
Покрепче Змея усыпим,
Чтоб не мешал делам твоим.»

И нимфы милые запели.
Заснули ветры в колыбели.
И перестал ручей звенеть.
А нимфы продолжали петь.
Геракл три яблока сорвал
И понял вдруг как он устал.
«Груз этих подвигов! Ужасно!
Прожита жизнь, но не напрасно.

А может быть заснуть навек?
Уже я старый человек.
И оказаться на лугу, у берегов прекрасной Леты.

Зачем себя я берегу?
Мои давно все песни спеты.»

С тяжелой думою такой
Склонился низко головой.

Не разобрать песен слова.
Все ниже клонится глава.
Лишь тихо Время пролетало
И никогда не засыпало.

Но, чу! Раздался тихий звон.
Уж в грохот переходит он.
Проснулся Змей, проснулись горы,
Проснулись всей земли просторы.

На колеснице золотой,
На ней возница непростой,
Гермес, а рядом с ним Паллада:
«Нас ждут, Геракл, идти нам надо!»

Геракл ей руку протянул… смотри.
Вот золотые яблоки, их три.»

Она ответила ,любя:
«Съешь их, сорвал ты для себя.

Ешь поскорей, не терпит время.
От одного ты снимешь бремя
Своей усталости земной
И обретешь души покой.

Другой - разгладятся морщины,
Потом исчезнут все седины.
А третье - сила исполина
В тебя вольется. Бог единый!»

Тогда Геракл их съел и… помолодел.
С огнем, пылающим в очах,
Со львиной шкурой на плечах,
На колеснице золотой
Помчались к Зевсу - в дом родной!

Навстречу вышла сама Гера:
«Геракл, достоин ты примера
И для богов и для людей.
Иди сюда ко мне скорей.

Отныне мне хорошим сыном,
Клин выбивают тоже клином,
Дарую в жены Гебу-дочь.
Надеюсь будешь ты не прочь?»
Стояла, опустив ресницы,
Пред ним прелестная девица.
Богиня Молодости вечной
Беспечной жизни бесконечной.

Их руки мать соединила
И пиром свадебным скрепила.
Навек их юные сердца.
Чтоб счастью не было конца.

Головку Геба опустила.
Волна волос лицо закрыла.
Сказала будто про себя:
«Геракл, давно люблю тебя.»
***
Титаны у Кавказских гор,
У скал, где скован Прометей.
На запад устремлен их взор.
Сюда летит седой Борей.

А с ним и туча грозовая
И в ней блистающий Перун,
И колесница золотая.
Геракл стоит могуч и юн.

Кружил орел, спешил мучитель.
Не ведал, что пришел спаситель.
Тень от широкого крыла
На Прометея грудь легла.

Живую плоть когтями рвет,
Да клювом печень достает.
Орел насытился, взлетел.
На ближнюю скалу присел.

Стрела Геракла просвистела,
Насквозь пронзила орла тело.
Свалился камнем, как мешок.
Труп птицы подхватил поток.

Геракл на землю бросил лук:
«Освобожу тебя от мук,
Великодушный Прометей!»
Раздался звон литых цепей.

Ударил палицей сплеча.
Упали цепи грохоча.
Свободен гордый Прометей!

«На пир богов пошли скорей.
Всех приглашает Зевс на пир,
Чтоб воцарился всюду мир!»


26 мая 1995